«Ну, давай же. У тебя получится. Не все же в твоей жизни прозрачной краской? Не всегда же ты думаешь о смерти? Не каждый раз ведь, стоя у окна, ты мечтаешь из него прыгнуть, а позже ненавидишь всех, особенно себя, за трусость.
Ну, может о временах года или горной дороге, по которой ты часто ходила в походы.
Может, есть парень, который любит тебя, или однажды любил. Может, есть просто хорошее воспоминание или мечта. Мечты есть у всех. И каждый и дышащих в Новогодний вечер, как ребёнок, верит, что если загадать его ровно в 12 ночи, то оно непременно сбудется.
Или про свой день рождения, самый запоминающийся, про случай в университете, про любимого преподавателя, про прыжок с парашютом, про прогулку с мамой и братом.
Ну, было же, признайся, было же хорошее. А почему не пишешь? А пишешь подобный бред? Пишешь про смерть, самоубийство, про кровь, апатию и страх влюбится? И искренне веришь, что это кому-то нравится. И снова ошибаешься, как сотни, даже миллионы раз в своей жизни, до истерического плача, короткой и холодной.
Сегодня тебе звонила Настя, однокурсница, родной в таком огромном мире тебе человечек. Она даже не знает об этом. Ну почему ты просто боишься себе признаться, что для тебя есть любовь, что ты умеешь не бояться, дышать, ходить, ты можешь жить.
Она сказала, что скучала по тебе, ты улыбнулась всем сердцем, и желание поверить снова кому-то ожило, но ты боишься. Ты больше всех боишься. А говоришь, что тебе просто на всех их пополам. А ты боишься, что однажды, проснувшись, ты не увидишь мамины глаза, что она больше не сможет к тебе тянуться, чтоб поцеловать, когда уходишь ты на учебу. Ты боишься. И этот страх парализует. А ты, вообразила, что ты талантливый художник жизни. Взяла все краски, про которые когда-то кто-то тебе успел сказать, и разукрасила свой страх в подобие пофигизма. Но ты боишься. Боишься, что однажды, твоя фамилия будет висеть в списке на исключение. Ты боишься, что, придя в любимый чат, ты не увидишь до тяжести в висках знакомых ников. Ты просто всего боишься. Боишься, позвонить отцу, боишься просто услышать, что ты ему уже не дочь, что дверь давно закрыта, что было время, а сейчас, сейчас ….
Ты боишься, трусиха. Лежишь в кровати, парализованная страхом, боишься есть, вдруг потолстеешь, боишься спать, вдруг приснится кошмар, как однажды в детстве, боишься встать с кровати, вдруг у кровати не будет тапок, или пола.
Боишься сделать шаг, и врешь, оправдываясь, что впереди обрыв. Боишься о счастье писать, боишься его спугнуть.
Страх – жалкое подобие наркоза, вечного, неизлечимого наркоза. Боишься темных улиц, потому что однажды, какой-то парень тебя ограбил перед твоим подъездом, который в двух шагах от РОВД.
Боишься секса, потому что как-то, когда от юности еще были длинней ресницы, и каждый волос был родного цвета, тебе приснилось где-то, что ночью в ураган, когда салют стрелял в честь праздника победы, какой-то человек тебя держал впервые в своих объятиях против твоей воли.
Давно, это всё было давно, настолько, что покрыто золой и пылью. Но ты настойчиво и почти каждый день, раскапываешь это в своих мыслях. И каждый раз, запачкавшись, грустишь. И тебе надоело мыться от одной и той же пыли.
И часто любишь повторять в реальном мире, что ты умеешь забывать обиды. Но ты боишься. Боишься смотреть, чтоб что-то лишнее увидеть, боишься слушать, чтобы что-то лишнее услышать, боишься, боишься, дурочка, даже бояться, поэтому рисуешь новый мир, который должен чем-то отличаться.
Но ты пойми, твой мир – это ты. Если ты боишься, твой мир боится, а вокруг все ищут повода добиться, если ты любишь, твой мир любит.
Давай, попробуй, у тебя всё выйдет. Не бойся просто, сейчас тебя никто не видит. Пиши, пиши о лучшем в своей жизни. Пиши, не бойся, пиши и обещаю, эти строки, увидим только я и ты. Пожалуйста, пиши». Вдохновленная от собственных советов, я начала писать.
О хорошем.
«Был жаркий день», - начала я писать. Но услышала шаги в коридоре. Мама открывала дверь. Я помогла ей открыть, поздоровалась. Она держала в руках письмо с Н-ка от парня, которого мне казалось, я тогда любила. С радостным лицом мне сообщила о письме.
- Как на учебе?
- Я не ходила сегодня.
- А почему?
- Не захотела. Посмотрела расписание на понедельник, настроилась на определенные лекции, а позже поняла, что сегодня вторник. Глупо.
- Ты не ходила? Опять из-за того, что в Интернете всю ночь сидела, потом захотела спать.
- Да пошла ты на хрен, дура, - уже произнося подобное, я поняла, что не права, что сама хочу себе хотя бы признаться, что просто не хочу ни с кем в реале общаться.
Села за комп, по щекам катились слезы, пахло кислыми яблоками от огрызка, который с ночи занял место возле монитора. Даже затошнило. Пытаясь сдержать тошноту, я продолжала:
- Я когда-нибудь тебе давала повод сомневаться в моей учебе? Ты с самого раннего детства меня достаешь. Еще когда я поступала в Вуз, ты на меня кричала, что не готовлюсь к вступительным экзаменам. Я как дура, сдала сессию раньше всех, кроме этого учусь на втором факультете, где за семестр сдала 15 экзаменов. Это параллельно. А ты до сих пор меня упрекаешь в чем-то безосновательном. Ну почему ты на меня кричишь, когда я пропускаю учебу? Я ведь ее часто пропускаю, и хорошо учусь, учусь на двух факультетах. Иди тогда за меня учись – уже не в силах оценить громкость и интонацию своих фраз, меня трясло так, что руки на клавиши не попадали. Слезы ускоряли свой ход. – Как всё достало. Ну, иди – живи за меня. Ну почему ты меня в этом упрекаешь? Я всегда раньше начала сессии уже ухожу на отдых. Ну почему? Мне так хочется капельку покоя и тишины. Ты постоянно включаешь своё тупое радио на полную громкость. Зачем? Я просыпаюсь утром, чтобы его выключить. Твоя тупая кошка, постоянно просит, чтобы я её пустила или выпустила из моей комнаты. Я хочу тишины, - кричала я, и от этого казалось, что я вру. – Тихо, не надо ничего говорить, уходи, отойди от меня, я хочу быть одна и в тишине.
Мама оставила попытки меня обнять и ушла в кухню, наверняка обдумывая мою реакцию. Она и мне несколько раз задала вопрос, почему я так остро реагирую на всё. Что она просто спросила, и вовсе не упрекала. Тогда – я дура. Я правильно сама себе поставила диагноз. Но разве это возможно, быть больной психически и понимать, что больна? Наверное, да.
А психологи, которых я просила о помощи в Интернет, не отвечают. А жаль. Я ведь действительно хочу жить. Думала об этом и захлебывалась от слез. Письмо от бывшего «любимого» лежало открытым возле компа, но не прочитанным. Не хочу. 4 страницы мелким текстом про него, его бывшую жену, его работу, интересы и оправдание на тему «почему так долго не писал». Не хочу. Он знал, что я его тогда любила. Да пофиг всё.
Сломанный принтер уныло взывал о ремонте, выглядывая из-под стопки бумаг, исписанных кем-то ручкой, и повторял, что он засохнет.
Сломанный плеер мп3. «Да на фиг он мне сдался? – Подумала я, но, вспомнив, что он еще на гарантии, помиловала его.
Клавиши шуршали под моими пальцами, и говорили что-то непонятное, порою доброе и теплое как молоко с горьким чаем, порою жестокое и наглое, как царапины на руках, толи от Люси, толи от меня самой.
И как прозрение! Я вспомнила письмо самой себе с просьбой написать о хорошем.
Ну …., все-таки, …. хорошо, что …. иногда бывает гроза.