Рано утром 16 августа 1998 г. мой друг Борис Иванов на своем "жигуленке" мчал меня в Лудзу. Мой город, в котором я был 8 лет назад, прощаясь с ним перед отъездом в Израиль.
За стеклами машины по обе стороны дороги мелькали привычные латвийские картины: лес, еще не просохший от ночного дождя, мы специально сделали остановку на пару минут, чтобы вдохнуть этот неповторимый, увы, не привычный для Израиля, лесной запах грибов и ягод, которых в это дождливое даже для Латвии лето уродилось много.
То справа, то слева от дороги мелькали недостроенные, заброшенные с начала 90-х годов, производственные корпуса, а то и жилые дома - свидетельство экономических трудностей независимой Латвии. И тут же доказательства капиталистической хватки и предприимчивости местных жителей - новые многочисленные, чего так не хватало в дороге в советское время, придорожные кафе, бары, под которые использованы ранее служившие складами каменные амбары, заброшенные старинные корчмы, мельницы. В этих традиционно по-латышски уютных кафеюшках, можно передохнуть за чашечкой кофе, а также и вкусно и дешево, особенно для западного туриста, поесть.
О новой экономической ориентации Латвии свидетельствовали и современные бензозаправочные станции с различными названиями западных фирм.
Гигантский каменный крест на развилке дорог указал, что мы проезжаем неподалеку от одной из самых почитаемых в Латвии католических святынь - Аглонского монастыря.
И вновь, глядящие на дорогу выбитыми глазницами окон, брошенные строения - это бывшие казармы военного городка советской эпохи. Все это дорожные приметы нового трудного неоднозначно оцениваемого сегодняшнего дня независимой Латвии.
Но нет настоящего без прошлого, без памяти о нем. Поэтому и стелится под колеса серый асфальт, мелькают за окнами оставшиеся навсегда в сердце латгальские леса и целые россыпи голубых блюдец озер. Наконец и сама Лудза катится мне навстречу тихими зелеными улицами, и встречают меня стены древнего замка и словно вчера, стоял я с удочкой и ловил в прибрежных камышах рыбу...
Но сегодня не просто встреча с родными местами. Сегодня третье воскресенье августа. Уже более 30 лет съезжаются в этот скорбный день родные и близкие тех, кто страдал в лудзенском гетто, кто был расстрелян 17 августа 1941 года.
Церемония памяти начинается в 10 часов утра у мемориального камня, на котором на трех языках: идиш, латышском и русском выбиты слова: "Здесь стонет земля еврейского гетто". Развеваются рядом латвийский красно-бело-красный и бело-голубой израильский флаги. Звучит траурная мелодия, люди возлагают цветы и колонна горожан и приехавших из разных мест Латвии и Израиля родственников погибших совершает марш скорби и памяти по улицам бывшего гетто.
Вот проходим мимо синагоги, единственной уцелевшей из семи бывших до войны в Лудзе, одной из четырех сохранившихся сегодня в Латвии. Увы, некому ходить сейчас в синагогу. А еще в конце 70-х собирались евреи, молились, правда и тогда уже не было молодежи. Советская идеология, действительность, нарушили, разорвали связь времен и поколений. Уменьшилось число евреев, увеличилось количество рядов на кладбище. Ушли старики... Взывает синагога разбитыми стеклами, стонет провалившимися полами, пропадают в ней чудом уцелевшие в военное время и бережно собранные евреями, вернувшимися из эвакуации, старинные еврейские молитвенники и книги. Некому читать их сейчас в Лудзе.
Ведет с места событий репортаж латвийское телевидение. Ничего подобного раньше и быть не могло. Исчезающие евреи интересуют всех. Новое время, независимая республика и уже стоят евреи перед камерой и не стесняясь собственной картавости говорят в микрофон о своей незатухающей боли. Но свое особенное восприятие и оценка результатов войны у евреев. Проявляется это в словах вырывающихся из самого сердца. "...Если бы мы не ушли, нашу семью расстреляли бы. ...Были в эмиграции, ой в эвакуации в Чебоксарах, а когда освободили Латвию в 1944 г. мы вернулись", - говорит Люба Прайс.
"Эвакуация, эмиграция - все у евреев перепуталось. Прошлое, сегодняшнее, возможно будущее... "Освобождение" - для евреев разгром фашизма, освобождение Латвии от немецкой оккупации были спасением. А для латышей? И сегодня, увы, очень многие жители Латвии, включая некоторых политиков, испытывают пиетет к немецкой оккупации и воспринимают ее как время борьбы за независимость бок о бок с "героическими немецкими солдатами против России и жидо-большевиков". Не все так просто. Два народа живущие и сегодня рядом на одной земле диаметрально противоположно смотрят на военное прошлое.
В 11 часов траурный митинг продолжается в 8 км. от города в лесу на месте убийства 800 мучеников-евреев. Аркадий Ковнатор замечательный музыкант-педагог, прививший не одной сотне местных ребятишек любовь к музыке, открывает церемонию. И выступают родные и земляки и говорят торжественно-горькие правильные слова...
"... Не родились дети, не дожили старики... Мы должны дожить за них..
...Вечная святая память о наших мучениках... Не поставили и никогда не поставят на колени...
...Когда мы уйдем, наши дети придут сюда, чтобы почтить память погибших".
Придут ли наши дети? Почти не осталось евреев в Лудзе. Стоит с еврейским флагом мой однокласник Бунчиков - ему за сорок. Он из молодых...
Вот стоит Анна Захаровна Голубовская, ее муж был замечательный врач, его нет, стоят Яков и Дора Моисеевы, Братья Томшинские- всем за 70...
Приехала из Израиля Ривкина с двумя сыновьями, но на пару недель...
А вот спасибо землякам, что пришли. Многих уже не знаю, не помню. Но вот сосед, товарищ по детским играм, Григорьев.
- Спасибо, Вовка, что пришел, честно не ожидал...
"Слово от лудзенцев, проживающих в Израиле...
Трудно сделать эти шаги, туда, где стоят две меноры, осилить четыре ступени к подножию обелиска на могиле павших...
Я знаю своих погибших земляков по рассказам их родных и редким фотографиям. Я не знаю всех тех, кого мог бы знать, если бы не война. Я не знаю свою прабабушку Цилю и 16-летнюю красавицу тетю Башеву и ее подруг... Я не знаю своего дядю, имя которого я ношу. Я не знаю...
Я знаю! Свидетельством тому книга, которую вы прочтете.
"Мертвые нас не оставят в беде".
"Живые, пойте о нас!"
