К истории еврейского движения в Риге 70- 80-х годов.

      К написанию этих строк меня побудило письмо Евы Ватер, опубликованное в "Еврейском камертоне" 16 октября. Не собираясь вступать в полемику с уважаемым автором, предлагаю вниманию читателя записи сделанные в Риге в 1987 году для возобновляемого тогда самиздатовского журнала "Хаим", ранее издававшегося в Риге нелегально около 10 лет. Издание было прекращено, после отъезда большинства организаторов, издателей журнала за границу в середине 80-х годов. Новое издание не было осуществлено, так как ситуация в перестроечные годы менялась столь стремительно, что необходимость в нелегальном издании отпала. Однако мною, по просьбе тогдашних руководителей полулегального еврейского семинара " Рижские чтения по иудаике" Бориса Гафта и Александра Окса, было написано вступительное слово:

       "Здравствуй, читатель!

       Вновь предлагается Твоему вниманию журнал "Хаим" - Жизнь. Название не случайное. За 10 лет непереодического издания изменилось многое, многое осталось прежним.

       Наша цель сводится к непростой, но важной, как нам кажется, задаче. Если в жизни так много грязи, мерзости, гнусных обвинений обращаемых против нас, распространяемых местными антисемитами и фашистами из "Памяти", если мы понимаем, что кто-то должен бороться с этим злом и кто-то должен защитить нашу культуру, наш язык, могилы наших предков, могилы порою затоптанные, заброшенные по не ведению, или сознательно, что происходит чаще, то кто же если не мы, евреи Риги, Латвии!

       Проблемы возрождения нашего национального сознания, нашей общности так же остры как 10-12 лет назад. Вырос новый читатель, которому сейчас особенно важно понять, узнать кто мы? Откуда? Что впереди?

       Наш журнал попытается отвечать на эти вопросы не путем публикаций ранее известных литературных произведений, как было в прежних изданиях, а представлением своих страниц для публицистических и художественных произведений наших читателей о жизни евреев в Риге и Латвии.

       Наш журнал является органом печати "Рижских чтений по иудаике", известного семинара, существующего почти 12 лет вопреки и наперекор силам желающим прервать нашу деятельность по изучению историко-культурного прошлого и настоящего нашего народа.

       Издатели собираются:

       Знакомить читателей с тезисами докладов, прочитанных на семинаре.

       Публиковать материалы о геноциде евреев Латвии в годы Великой Отечественной войны.

       Информировать читателей о еврейской жизни в Латвии и за ее пределами.

       Издатели внимательно следят за публикациями в прессе и обещают комментировать те или иные проблемы еврейской жизни.

       Итак, в новый путь, Шолом, "Хаим"!"

       Всему этому предшествовал мой долгий путь к еврейству, несмотря на то, что я вырос в абсолютно еврейской атмосфере царившей в доме. Я хочу рассказать о том, с чем мне посчастливилось соприкоснуться и по мере своих сил, принять участие - о еврейском движении в Риге. Еще раз подчеркиваю все это написано в 1987 г. Через год, в июне- июле 1988 г. по инициативе Л. Коваля, Б.Гафта и А.Окса, в одном из залов старой Риги,пройдет учредительное собрание рижского еврейского общества. А потом 28 ноября 1988 г. состоится организационный съезд Латвийского общества еврейской культуры. Зимой 1989 г. появился известный журнал "Вестник еврейской культуры" - "ВЕК". Эти записи видел один из создателей журнала Виталий Кричевский, ныне, проживающий в Натании. Лишь небольшие сегодняшние комментарии дополнят мой рассказ.

       "В году 1968 я был в Риге и соседка дедушки Ева Готфрид пригласила меня в одну молодежную компанию. Так я очутился впервые в еврейской молодежной среде. Чувствовал я себя по- провинциальному стеснительно, но тогда впервые услышал откровенные смелые, как мне казалось, разговоры о шестидневной войне, об Израиле об эмиграции. Но особенно запомнился этот вечер тем, что один из юношей, студент, читал свое стихотворение, посвященное израильскому эсминцу "Эйлат", потопленному в ходе боев. Помню рефрен этого стихотворения: "Парни с эсминца "Эйлат". Меня поразила удивительная солидарность, сопереживаемость событиям далеко на востоке. Я был слишком "советизированным" евреем, чтобы ощущать такую неразрывную связь с далеким Израилем, какую ощущали эти молодые рижане. Конечно, война 67 года перевернула и мое сознание, но мой интерес к еврейству больше определялся историко-героическим, культурным прошлым и настоящим советских евреев. Я стал собирать материалы о евреях Героях Советского Союза, об участии евреев в революциях и войнах, о евреях ученых и культурных деятелях.

       Весной 1969 г. или 1970 г. самолеты Израильских ВВС уничтожили в ходе бомбардировки, по сообщениям советской прессы, школу в одном из районов Египта. И вот в советских газетах с осуждением этой "античеловеческой жестокой" акции стали появляться письма протеста советских евреев - военных, политических и культурных деятелей. Сколько новых еврейских имен я тогда узнал.

       Мое интенсивное знакомство, приобщение к запретному самиздатовскому, а потом и еврейскому плоду началось в студенческие годы. Мои знакомые по институту К. и Н.(в 1987 году я не имел права оглашать их имена. Сейчас К. проживает в Германии и я имею эту возможность - Клава Ротманова, а Н. - это Наташа Быковская - в Латвии) давали почитать неопубликованные у нас стихи И. Бродского, недавно удостоенного звания Лауреата Нобелевской премии, стихи Л. Аронзона, покончившего собой в Ленинграде, стихи З.Гиппиус, М. Цветаевой, О. Мандельштама. Однажды, сидя на кухне, в присутствии К., так как книгу нельзя было выносить из дома, в течение трех часов, проглотил машинопись "Собачьего сердца" - Булгакова. Только в этом году, наконец, советский народ получил возможность прочитать пророчество о "шариковщине".

       Она же К., однажды, в году 1976, пригласила меня на квартиру в Пурвциемсе к Каминским (все те, чьи фамилии указаны, находились к 1987 г. за границей), они в тот же год уехали в Израиль. В квартире уже было ощущение покидаемого жилья. Все было упаковано, все указывало на то, что люди готовы в любой момент к отъезду. Но группа молодых людей обсуждала еврейские проблемы. Там я познакомился с Борисом Френкелем. Впервые услышал реферат, прочитанный одним из присутствующих об истории евреев. Обладая некоторыми познаниями в истории древнего мира, принял участие в дискуссии. После этого Борис предложил мне подготовить сообщение по работе известного еврейского историка С.Дубнова: "Письма о старом и новом еврействе". Посоветовал Френкель также прочитать Греца "Историю Евреев", указал мне шифр в Латвийской фундаментальной библиотеке, по которому мне должны были дать эти книги. Увы, в библиотеке мне их так и не выдали, сказали, что фонд закрыт на неопределенное время. Книги, все-таки удалось раздобыть самому Борису. Так впервые я познакомился с тем, что получило название семинар, а еще позднее "Рижские чтения по иудаике". Френкель вскоре уехал в Израиль. Семинары проводились два раза в месяц. Проводились они в квартирах отказников. В конце 70-х начале 80-х годов чаще всего для семинаров представляли свои квартиры В. Митин, семья Дашевских, Семья Окс. Я в силу ряда обстоятельств, рода своей работы, учебы в университете появлялся на семинарах нерегулярно. Однако один из семинаров запомнился и тем, что на нем была представлена в американских каталогах, было и несколько оригинальных работ, живопись ленинградских еврейских художников. Это было совершенно новое, во всяком случае для меня, явление. Все работы насыщены еврейским, духом, шагаловскими мотивами и совершенно новыми интонациями и названиями. Мне запомнилось несколько названий: "Алия 1", "Алия 2", "Еврейское кладбище". Гости из Ленинграда или Москвы, рассказали, что в Союзе эти картины не выставляются, оригиналы многих находятся на Западе. Авторы считаются антисоветчиками- сионистами - словом уже знакомый набор определений. (Один из авторов известный художник, ныне проживающий в Израиле Окунь).

       В1978 или 1979 г. мой знакомый Леонид Рудин (его жена Наташа уже тогда начала вести уроки иврита в Риге) журналист, поэт, после подачи заявления на выезд в Израиль, работавший грузчиком, кочегаром, в первый раз пригласил принять участие в Пуримшпиле. Тогда, я впервые познакомился с Хаимом Соловьем и его красивой, артистичной, эмоциональной женой Юдиф. (Ныне семья Соловей живет в Ариеле.) После этого мы неоднократно собирались у них в уютной и гостеприимной квартире в Пурвциемсе. Мы - это не просто участники семинара, а члены возникшей музыкально-драматической студии "Мила", что в переводе с языка Торы, означает "Слово". Идея создания еврейского самодеятельного коллектива давно носилась в воздухе, но только после пуримшпилей, проводившихся в Риге уже года три, возникли конкретные предложения. Нашлись желающие принять участие в ее работе. Это уже знакомые Леонид Рудин, Хаим и Юдиф Соловей. Познакомился и я с новыми людьми. Особенно активен и непримирим к советской действительности, даже дерзок, был 17-й летний Володя Ленский, он не изменил себе до самого отъезда в Израиль в июне 1987 г. ( Володя не изменился и в Израиле, сейчас живет в поселении Текоа и активно участвует в политической жизни). Познакомился я и с Левой Фабрикантом, только что закончившим с отличием университет. Ему с огромным трудом удалось устроиться в какую-то службу программистом. Лева обладал большими сценическими способностями, был блестящим организатором, ироничный полемист - он буквально ворвался в семинарскую среду и в кратчайшие сроки, стал одним из ее лидеров авторитетов. (В этом году, жизнь Левы трагически оборвалась в США.) Приятной неожиданностью была для меня встреча и более короткое знакомство с Самуилом Шварцбандом, которого я знал ранее еще по институту. Затем мы увиделись на одном из семинаров, еще кочевавших по разным квартирам, и припомнили, что кое-что знаем друг о друге. С. Шварцбанд занимался исследованием творчества А.С. Пушкина. (Сегодня доктор Иерусалимского университета Самуил Шварцбанд один из известнейших в мире славистов, автор нескольких поэтических сборников.)

       На семинаре, положившем начало нашему сближению, речь шла об отношении к еврейской литературе. Какая она, по каким признакам считать ее еврейской: пишется ли она на иврите или идиш, или, если даже на русском, но отражает еврейскую тематику? Можно ли считать еврейским писателя только по его национальной принадлежности? Споры эти продолжаются до сих пор. Однако по-моему, национальная принадлежность менее всего определяет национальный характер литературы. Проблемы, волнующие евреев, ярко выраженные национальная психология и колорит, независимо от языка, на котором написано произведение, позволяют говорить о еврейской литературе. (Сейчас здесь в Израиле эти споры вызовут недоумение, но тогда в Риге все это нас волновало и было предметом для дискуссий).

       Однако вернемся к нашей студии. Для первого выступления нужен был литературный материал. Этим занялся С. Шварцбанд. Нужен был и режиссер. Им стал бывший актер Рижского ТЮЗА Михаил Рапопорт. Бывшим он стал потому, что добивался выезда в США для лечения своего сына. Заболевание было тяжелым. На официальные запросы в Минздрав ЛССР и СССР приходили ответы, что подобные заболевания в Советском Союзе не лечат. Из США наоборот неоднократно приходили письма в минздрав о том, что одна из клиник берется помочь, но Мишу не выпускали... (Сейчас М.Рапопорт проживает В США и хочется верить, что его сын здоров).

       И так есть сценарист, есть режиссер, есть актеры. Взялись за дело. Начались репетиции. Где только не репетировали: на разных квартирах, в разных условиях, ведь и играть готовились на домашней сцене. Не всегда могли собраться все вместе. Поэтому Миша сам приходил к "актерам" и репетировал индивидуально. Так мы с Левой Фабрикантом однажды репетировали у меня дома рассказ Бабеля "Гедали". Я исполнял роль философа-мечтателя Гедали, а Лева- еврея -буденновца. Неоднократно репетировали на квартире у Х.Соловья, читавшего рассказ Шолом-Алейхема "Календарь", на квартире у Балтеров по ул.Ленина, кстати неподалеку от КГБ.

       В репетициях прошел апрель, май. В мае проводили в Израиль Л.Рудина с семьей. И вот наступает день премьеры - 17 июня 1980 года. От руки нарисованы пригласительные билеты, потом их будут печать на машинке, но первые билеты, каждый в отдельности, рисовались от руки.

       На лицевой страничке надпись полукругом "Рижские чтения по иудаике", в центре менора с зажженными свечами, по менорой даты: "1979-1980".

       На второй странице вверху магендавид, а под ним название нашей премьеры: "Два треугольника - звезда..." - композиция в одной части С.Шварцбанда для исполнения в домашнем театре. Режиссер: М. Рапопорт.

       Третья страница: Использованы рассказы: Щолом-Алейхема, И Бабеля. Стихи: Х.-Н. Бялика, М.Цветаевой, О. Мандельштама. Еврейские народные песни.

       На четвертой странице перечислены участники: Рита Ленская, Владимир Ленский, Оля Лебедева, Михаил Рапопорт, Хаим и Юдиф Соловей, Лев Фабрикант, Самуил Шварцбанд, Арон Шнеер - это был наш постоянный состав.

       Первое выступление состоялось на квартире у Яши Арьева по улице Цесу. Хозяин квартиры один из руководителей семинара, отказник. В маленькой комнате на полках книжной секции расставили, разложили материалы о Катастрофе: карта рижского гетто, вырезки из газет, фотографии, тут же менора, карта Израиля.

       Мы - артисты, волнуемся, повторяем свои тексты. Костюмов практически нет. Кипа, жилетка, платок, молитвенник - вот и все атрибуты. По-современному, вернее вынужденно, потом появятся и некоторые костюмы. А пока... Расставлены табуретки, две доски, которые будут кочевать с нами с квартиры на квартиру: доски увеличивают число посадочных мест, несколько стульев.

       Начинают приходить люди - первые зрители. Тут еще приводят двоих иностранцев - юношу и девушку. Мы шутим: премьера - и сразу на международном уровне. Все. Миша командует: "По местам!"

       Сейчас трудно восстановить всю последовательность, весь ход выступления. Начинает Рита Ленская.

       "За городом! Понимаешь? За!

       Вне! Перешед вал!

       Жизнь - это место, где жить нельзя:

       Ев-рейский квартал".

       Жестокими, рвущимися из сердца и разрывающими его, стихами из "Поэмы конца" блистательной М.Цветаевой начинали мы свое выступление.

       Отверженность от мира людей нас евреев, отверженных насильно, о загнанных в духовное гетто всех инакомыслящих...

       Так не достойнее ль во сто крат

       Стать Вечным жидом?

       Ибо для каждого, кто не гад,

       Ев-рейский погром"

       Рита чеканит строки, голос вибрирует, набирает силу:

       "Жизнь только выкрестами жива!

       Иудами вер!

       На прокаженные острова!

       В ад! - Всюду! - но не в

       Жизнь, только выкрестов терпит, лишь

       Овец - палачу!

       Право - на - жительственный свой лист

       Но - гами топчу!"

       Нет я не собираюсь пересказывать все. Но это стихотворение было программным. От Риты зависело много. Как выступит она: создаст необходимый накал, так выступят и другие. Как правило, у Риты все получалось. Дальше, кажется, шел "Гедали". Бедный Гедали, мечтатель, философ-гуманист хочет интернационала добрых людей, но действительность страшна: "теперь там не поют, там плачут".

       Мастерски, искристо, весело Х. Соловей читал рассказ Шолом-Алейхема "Календарь". А когда Юдиф запела "Майн штетеле Бельц" и мы все подхватили - поняли выступление удалось. Зрители аплодировали, благодарили, преподнесли цветы. Зрители - их было немного, человек 15, но они пришли, осмелились, это было важно, они расскажут друзьям, а там...

       Мы выступали и перед публикой в человек 30-40. И люди нам платили за минуты еврейского театра аплодисментами и уважением. Мы - самодеятельность, но одно то, что мы еврейская самодеятельность, что мы есть, что мы говорим вслух - люди были нам благодарны. Правда часто собиралась испуганно-тревожная, чего-то ожидающая публика, оттаивавшая лишь к концу выступления. Наши выступления проходили в квартире гостеприимного знатока еврейских традиций и кухни, Иды Исаевны Секундо, в квартире многолетних отказников Гольдбергов, на улице Вилиса Лациса. Гольдберги предоставляли свою квартиру и для изучения запрещенного те годы иврита.

       Вдохновленные первыми успехами мы решили поставить уже не литературно-музыкальную композицию, а настоящий спектакль. На этот раз за основу был взят роман Говарда Фаста "Мои прославленные братья". Это повествование о Маккавеях, о борьбе за национальное достоинство, независимость, о мужестве и храбрости, самопожертвовании, низости и доблести, о выборе между свободой и рабством. Это было уже настоящее трудное дело. Только актеров было 17 человек. Все лето и осень 1980 г. мы репетировали и репетировали, готовили костюмы. Мне, например, для исполнения роли римского наместника Апелла понадобилась красная мантия, пришлось купить краситель и дома в тазу заняться окраской простыни. Наши портнихи, нашлись и такие, сшили одеяния в виде талесов, различные повязки, другие делали свитки, мечи, кинжалы, хлысты - словом, это уже походило, хотя бы внешне, на настоящий театр. 2 декабря - Ханука, на этот день намечена премьера. За день до премьеры договорились о репетиции в ресторане на Югле, (ресторан был заказан нашими руководителями якобы для банкета) ныне кафе "Зодиак" (На время написания в 1987 г.). Репетиция прошла нормально, договорились собраться уже на следующий день для премьеры. Предупредили людей, зрителей намечалось более сотни, нас уже знали, ходили на встречу с нами с удовольствием. Но произошло ЧП. Когда вечером актеры пришли к ресторану, он был закрыт "по причинам пожарной безопасности". Представляете разочарование, постигшее актеров и зрителей! Однако наши руководители не растерялись. Тут же на кольцевой остановке 32 автобуса договорились с водителем, ему заплатили какую-то сумму, и вот большая часть всех тех, кто пришел к нам на спектакль, забрались в автобус, другие взяли несколько частных машин, несколько такси и поехали в неизвестное. Да-да, в неизвестное. Большинство, включая актеров, не знали куда направляемся. Вот проехали Межапарк, остановка. Вот где сегодня наш театр, наша сцена - кафе "Спорт". Оказывается наши руководители, будучи людьми опытными, позаботились о резервной сцене, о которой в целях конспирации не знали даже актеры. Конечно, нам было трудно: мизансцены отработаны для другого помещения, тут все иначе. Однако, раздосадованные неожиданностью на Югле, мы оказались не подавленными, а наоборот вдохновились. Ах,нам мешают, значит надо играть лучше, собраннее, наше выступление - это тот же протест против нетерпимости к попыткам возродить еврейскую культуру, запретам и препонам возникающим вроде случайно, но подозрительно закономерно. Играли мы вдохновенно. Зрители, знавшие, что произошло, встретили нас особенно тепло. Было полное единство сцены и зала, что не часто удается даже профессионалам. Реакция властей последовала незамедлительно. С нами решили покончить, лишив нас наших художественных руководителей. Не прошло и двух месяцев после спектакля, как Мише Рапопорту предложили, разрешили уехать в США. Видимо соответствующие органы решили: уедет режиссер и театру придет конец. Нет, этого не произошло. Конечно, наша работа застопорилась. Но мы еще поставили на Хануку в 1982 г. сцены из "Дневника Анны Франк" и проиграли их раза три в разных квартирах, пуримшпили стали нашей традицией, подготовили выступление, посвященное 40-летию массовых убийств евреев в Румбуле.

       К этому времени уже стало традицией проводить там митинги памяти. Но городские власти всячески препятствовали этому. Неоднократно приводили до сотни учащихся мореходки, авиаучилища, массу дружинников. Все они вели себя нагло, оскорбляли людей, неоднократно прокалывали шины автомашин, на которых приезжали евреи осмелившиеся помянуть своих собратьев вопреки желанию властей. Выступления пытались сорвать, уже в 70-е годы власти начали проводить 20-минутный официальный митинг, на котором доверяли выступать одному -двум "придворным" евреям, о которых я не хочу говорить сегодня. После завершения официального митинга начинали мы. Л Фабрикант читал стихи А. Галича "Наш поезд уходит в Освенцим", в моем исполнении прозвучал Н. Коржавин - "Дети в Освенциме", выступал Х. Соловей, читался Кадиш, нас просили разойтись, на полную мощность гремели динамики милиции, но спасибо евреям - они не расходились. Участники семинара собирались в Румбуле также и в день Катастрофы, или в день годовщины провозглашения государства Израиль, даже возлагали венок с бело-голубой лентой. Неоднократно проводили воскресники по уборке территории братских могил, обычно этой работой руководил Мозес Фрезус. В 1980-1983 г. участники семинара вели официальную борьбу за сохранность, ремонт и восстановление могил на местах массовых убийств евреев Риги.

       1982 г. или 1983 г. запомнились историей Захара Зуншайна. Захар вел своеобразную индивидуальную войну за выезд в США. Взглядов своих он не скрывал, писал письма во все инстанции, отправлял почтовые открытки депутатам Верховного Совета СССР и Латвийской ССР с просьбой, помочь ему покинуть страну. Захар и его жена Татьяна отправили свои документы - паспорта и дипломы о высшем образовании в Москву в Президиум Верховного Совета СССР. Все кончилось для него плохо. Захар был арестован и осужден за клеветническую и антисоветскую деятельность, получил 3 или четыре года заключения. Я помню суд, конечно он был "открытый", но в маленьком зале были только "представители общественности", выражавшие негодование Зуншайну. Друзей и знакомых в зал не допустили, родители и родственники в зал не вошли в знак протеста против процедуры заседания. Помню отца Захара, с орденскими планками на груди, он тщетно требовал допустить в зал всех, кто пришел. Тут же в коридоре Л. Уманский и отец Захара, написали письмо протеста против процедуры судебного разбирательства, все кто находился в тесном коридоре, оттесненные от зала суда раздраженными милиционерами, которых было необычно много, подписали этот протест и пытались передать его в зал заседания. Но конечно, это был "глас вопиющего..." ( Сейчас З.Зуншайн проживает в США)

       В те же годы в Риге был осужден и посажен в тюрьму поэт, тоже участник семинара, Владимир Френкель. (Сегодня в Израиле).Начали активные действия с требованием выезда в Израиль Л. Уманский и его сестра С.Балтер с двумя сыновьями. Они неоднократно устраивали демонстрации у здания Верховного суда и Прокуратуры Латвии, выезжали в Москву. Леонид Уманский и Света Балтер были арестованы и посажены на 15 суток. Света после освобождения рассказывала, что "суточники" относились к ней внимательно, никаких оскорблений, на которые и рассчитывали милиция и КГБ, с их стороны не было, более того женщины сочувствовали ей. Тюрьма оказалась завалена телеграммами из-за границы с требованием освободить арестованных".

       Записи 1987 г. не были закончены. Они не претендуют на всесторонний охват всего того, что было в настоящей еврейской жизни Риги до официального создания Латвийского общества еврейской культуры. О подлинной истории семинара могут рассказать куда больше живущие в Израиле упомянутые мной Я. Арье, Х.Соловей, С. Шварцбанд, и Л. Рудин, Л.Уманский и многие другие, осуществлявшие руководство нелегальной деятельностью семинара. Его история еще ждет своих исследователей, как ждет исследователей вся история послевоенного сионистского движения в Латвии и во всем бывшем СССР.

       Мне хочется сказать несколько слов об одном удивительном честном интеллигентном человеке, которого мне довелось знать, и перед которым я до сих пор, даже через два года после его смерти испытываю чувство вины. Это Иосиф Абрамович Дейфт, сионист с довоенным стажем, отсидевший много лет в советских лагерях за попытку пробраться в Палестину еще в 1942 г. Судьба свела нас, когда я был еще ребенком. Он ночевал у нас дома после возвращения из лагеря в 1956 или 1957 г. а потом уехал в Юрмалу, где создал одну из лучших в Латвии аптеку. Он хорошо знал и был дружен с моим дедушкой Яковом Шнеером. В 60-70-е годы я иногда заставал Иосифа Абрамовича с его женой в квартире дедушки. После чаепития, во время которого велись беседы и споры о политике, он уходил на несколько часов, оставляя жену, а потом возвращался обратно. Позже я узнал, что он уходил вести уроки иврита, который он прекрасно знал и даже разработал свою методику преподавания языка. Потом с Иосифом Абрамовичем я встретился и на одном из семинаров. Мне кажется, мы были удивлены оба. Однако я испытывал и по сей день испытываю чувство неловкости за ту свою комсомольскую горячность и абсолютно искреннюю в начале 70-х годов "советскую" позицию, которую я занимал в тех давних застольных разговорах. Уже здесь в Израиле я встретился с ним в Яд Вашем и вновь извинился перед ним.

       Несколько строк о группе людей, о которых пишет Ева Ватер, чьи строки заставили меня взяться за перо. Эти уважаемые люди, ветераны войны, соученики еврейской гимназии в Риге, занимались всем тем, что было дозволено в рамках существующей системы. Именно к ним, увы, подходит известное: "Узок круг этих (не революционеров А.Ш.), страшно далеки они от народа"... Ни один из упомянутых Е. Ватер не бывал ни на одном из наших спектаклей, ни на одном из семинаров. Их молчание не было красноречивым. Их "семейная" деятельность в те годы не влияла на еврейское сознание рижской еврейской молодежи, их просто не знали, они были самодостаточны.

       Писатель Леонид Коваль не нуждается в представлении, но я повторю известное - он один из немногих авторов романов о катастрофе, поэт, написавший более 20 песен на идиш, сценарист, чья пьеса о катастрофе в эти дни готовится к постановке в театре русской драмы г. Рига. Л.Коваль сегодня практически один пытается противостоять коммерческой деятельности нынешних руководителей еврейской общины Латвии, думающих только о себе и додумавшихся до того, чтобы брать арендную плату от "Центра по исследованию катастрофы евреев Латвии", который расположен в - в здании, в котором находится центр еврейской общины Риги.