ОТВЕРГНУТАЯ ЛЮБОВЬ

Проснувшись однажды, хозяин Исполинских гор оглядел свои владения. Кто это там, вдалеке, на силезской границе, возле пруда? Принцесса необыкновенной красоты! Назовем ее Хедвиг.

«Она и только она!» — подумал властелин, восхищенный красотой знатной девушки. Горные духи, даже самого высокого ранга, оказывается, тоже не могут устоять перед женским очарованием.

Горному владыке, разумеется, подвластно все. С помощью волшебного искусства он похитил прекрасную Хедвиг, собиравшуюся искупаться.

И вот она нежданно-негаданно очутилась в подземных владениях. Куда ни глянешь, повсюду — золото и драгоценные камни. Опалы, изумруды, рубины, бирюза, да алмазы сверкают и переливаются всеми цветами радуги. Ослепленная невиданными сокровищами, принцесса зажмурилась. А когда открыла глаза, то испугалась, увидев неизвестного молодого человека привлекательной наружности, который предлагал ей руку и сердце.

— Моя рука и сердце давно обещаны другому, — не замедлила ответить юная красавица. — И этот другой — княжеский сын Ратибор.

— Ты не первая, кто дает отставку своему жениху, — усмехнулся горный дух. Так и быть, он подарит ей время на раздумья. Для этого, наверное, хватит восьми недель.

Так принцесса получила отсрочку, что уже немало. За это время можно послать весточку жениху, сообщить, что она во власти горного духа, да и стоит попытаться вырваться из подземного заточения.

На другой день, когда ее навестил хозяин Исполинских гор, Хедвиг выглядела печальной. Да, да, здесь, глубоко под землей, она страдала от одиночества и скуки. Еще бы! Ни одной придворной дамы, ни одного музыканта, акробата, жонглера, к обществу которых она привыкла у себя дома. Больше того: и чувствует-то она себя пленницей, не хватает только ярма на шее, да кандалов на руках и ногах!

— Этому горю легко помочь! — Горный дух не замедлил проявить свое колдовское искусство. Откуда-то из складок одежды он вынулчерную палочку. — Прикоснись ею к скале, повелительница моего сердца!

Хедвиг повиновалась, и скалы перед нею расступились, открыв путь наверх. Одна, две, три, четыре ступеньки, и вот уже Хедвиг под открытым небом, в цветущем, благоухающем саду.

Но это еще не все. Хозяин гор поставил к ногам красавицы корзину, полную репы.

— Притронься палочкой к репе и загадай желание — кого бы ты хотела видеть. Две дюжины реп, одна волшебная палочка...

Принцесса решила попытать счастья. Для начала она пожелала, чтобы появились придворные дамы, одетые по последней моде, напудренные и свежепричесанные.

Мгновение — и ее обступили толпа юных прелестниц. За ними показались музыканты, фокусники, жонглеры, акробаты. Опля! Труля-ля! Играй, музыка, играй!

Обрадовалась принцесса — наконец-то она не одинока! Но репы все-таки репы, век их недолог. Придворные дамы, вчера еще юные и красивые, завяли и скукожились. А музыканты, жонглеры, акробаты? Те превратились в дряхлых, морщинистых, беззубых старикашек, с дрожащими руками и ногами, печальная картина бренности земного существования!

— Не волнуйся, ты не лишишься придворных, — хозяин Исполинских гор показал Хедвиг на свежспосаженную репу. — Через несколько дней у тебя появятся новые дамы, новые музыканты и циркачи.

Увы, горный дух не догадывался, что принцесса меньше всего думала о придворном обществе. Все се мысли были заняты другим. Когда фрейлины, сбившись в кружок, задорно щебетали, а музыканты наигрывали на лютнях, флейтах, цимбалах и скрипках, прекрасная пленница сосредоточенно думала: «Как мне сбежать от горного духа?»

Шесть недель пронеслись — время течет неумолимо. Вновь увяли придворные. Еще раз хозяин Исполинских гор принес прекрасной Хедвиг корзинку со свежей репой.

— Как долго будут созревать новые репы, и сколько их будет? — поинтересовалась пленница.

— Не беспокойся, прекрасная Хедвиг. Я только что велел засеять репой большую делянку.

Властелин гор показал на бескрайнее поле за садом.

При взгляде на посевы принцессе пришла в голову счастливая мысль. Вот где ее спасение! Повеселев, она захлопала в ладоши и спросила, хватит ли этой репы, чтобы наколдовать гостей на свадьбу?

— Разумеется! — Владыка приложил руку к сердцу и низко поклонился. — Завтра же, прекрасная Хедвиг, мы можем стать мужем и женой.

Но прежде принцесса хотела знать точно, сколько будет свадебных гостей, чтобы приготовить для них приборы.

— Отправляйтесь-ка, мой господин, на поле и посчитайте всю репу, только прошу, не ошибитесь, иначе мне будет перед гостями неловко.

Горному духу ничего не оставалось делать, как идти в поле и считать репу. А на это нужно время и время. Поле ведь огромное, куда ни кинешь взгляд — репа, репа и репа.

Считал он медленно, сосредоточенно, боясь сбиться со счета. А прекрасная пленница воспользовалась отсутствием духа для того, чтобы написать записочку жениху своему Ратибору: «Немедленно садись в седло и мчись, как ветер! Жди меня, любимый, у подножья горы!» Затем она вынула из корзины маленькую репку и превратила ее в сороку.

— Лети, пернатая вестница, отнеси письмо принцу Ратибору! А владыка гор ничего не замечал. Он считал и считал, дошел до края поля и решил сам себя проверить. Начал счет с конца для полной уверенности, что не закралась в его подсчеты ошибка.

Хитроумная Хедвиг между тем взяла из корзинки самую большую, крепкую репу, и лишь только горный дух начал повторный счет, превратила репу в резвого скакуна с седлом и уздою. Вскочив в седло, она даже не обернулась в сторону того, кто считал репу, помчалась стрелой к силезской границе.

Сорока проделала то, что ей было велено. У подйожья горы прекрасную принцессу уже ждал влюбленный принц. Короткое объятие, поцелуй, и они помчались, седло в седло, домой.

Когда горный дух обнаружил утрату, было уже поздно. Гнев захлестнул владыку. Но разве мог он настичь влюбленных сверкающей молнией, оглушительным громом, стремительной бурей, убийственным градом? Пока горный дух пересчитывал репу, влюбленные укрылись в своих владениях, где уже никто не мог им помешать стать супружеской четой.

Так горный дух стал посмешищем у окрестных жителей. Силезские женщины потом часто пользовались хитростью Хедвиг — не нравящихся им женихов посылали считать репу и дали горному духу прозвище Рюбецаль, то есть Репосчет.

КАК ВОДИТСЯ МЕЖ КАВАЛЕРАМИ...

Во время Тридцатилетней войны в Богемию и Силезию хлынули чужеземные солдаты. Они разоряли крестьянские дома, грабили города, сжигали монастыри и церкви. Рюбецаль не был бы Рюбецалем, если бы не помогал, на свой лад, людям, живущим по обе стороны Исполинских гор. Ну, скажите, разве это не он разбил в пух и прах банду венгерских мародеров, развеял снежной бурей целый полк саксонских пехотинцев, скинул в болото тяжелые орудия? Кому это под силу, кроме Рюбецаля? Как-то с ним довелось познакомиться и одному шведскому вояке.

Барон Шпаре — офицер шведской королевской кавалерии любил посмеяться на чужой счет. В ту пору, когда шел последний или предпоследний год войны, штаб его полка располагался в городке Хиршберг, в Силезии. Оттуда-то в один прекрасный осенний день послал его командир полка в Богемию, к шведскому коменданту Арнау с важным письмом.

Путь из одного городка в другой занимал целый день. Передав послание, барон заночевал в Арнау. А утром решил скакать обратно кратчайшим путем, через горы. Он нашел себе подходящего проводника — ученика ткача, который, немного поторговавшись, согласился показать дорогу за три гроша.

В полдень они добрались до границы Богемии с Силезией. Отсюда была хорошо видна дорога на Хиршберг. Будучи в хорошем настроении, барон спросил проводника на прощанье:

— Скажи мне без утайки, начистоту, ты и вправду веришь, что здесь обитает Рюбецаль?

— Я верю в это, ваше высокоблагородие.

— Значит, ты веришь и в то, что он не терпит несправедливости в своих владениях.

И когда подмастерье утвердительно кивнул, барон пришпорил своего коня и на лету прокричал:

— Пусть тогда Рюбецаль позаботится об оплате. От меня ты не получишь ни полушки!

И высокомерно рассмеявшись, ускакал, не обращая внимания на проклятия и угрозы подмастерья. Шутка, по его мнению, удалась на славу. Будет о чем рассказать сослуживцам!

Через некоторое время барон увидел ехавшего ему навстречу всадника. Тот был одет с иголочки, по последней моде: шляпа с пером, бархатный камзол, кружевной воротник, шелковый шарф с золотой застежкой. Натуральный кавалер! Кто это мог быть, и как он очутился в такой глухомани?

Поравнявшись друг с другом, господа осадили лошадей, помахали в знак приветствия шляпами. Барон Шпаре, как это было принято, представился незнакомцу, не забыв назвать свой полк и его местопребывание.

— Очень приятно! — Незнакомец слегка поклонился. — Что же касается меня, то я — господин фон Ризенбург... Сейчас обеденное время, — продолжал наездник, — не соблаговолит ли, высокоуважаемый офицер разделить со мною легкую трапезу?

И любезный господин сопроводил барона в ближайший лесок, где нашел небольшую полянку, обрамленную низкорослыми соснами. Над ними проносился легкий горный ветерок, пахнущий чабрецом, шалфеем, поздним тимьяном.

Ризенбург спрыгнул с коня, расстелил на траве плащ, затем вынул из седельной сумы копченое сало, жареную курицу, солонину, польскую колбасу, два стакана и две многообещающие бутылки.

— Белое или красное, дружище?

Господа ели с аппетитом, щедро сдабривая пишу красным вином и не забывая о тостах и веселых присловьях.

— А вот вы, господии Ризенбург,... — Бог знает, почему барон задал гостеприимному хозяину этот вопрос. — Верите ли вы в Рюбецаля? - А разве вы — нет?

— Не забывайте, я ведь протестант, могу ли я верить во всякие языческие глупости? О, я вам сейчас расскажу кое-что, как это водится между такими, как мы, кавалерами...

И барон, смеясь, рассказал благородному господину фон Ризенбур-гу, как он надул подмастерье из Арнау, не заплатив ему обещанное вознаграждение.

— Разве это не смешно? Как же все-таки глупа эта чернь!

Казалось, что господин Ризенбург слушал барона вполуха.

— Я вижу, дружище, вы разряжены в пух и прах, — проговорил он вдруг. — Ваш камзол и шляпа — превосходного качества. Я хотел бы поменяться с вами одеждой, господин офицер.

— Как?! Вы изволите шутить?

— Неужто я похож на шутника? Не сердите меня, барон! Я вам предложил поменяться платьем, отвечайте же, черт побери, да или нет!

Когда барон позже вспоминал об этом, то клялся, что у него не было иного выхода. Ризенбург так сверкнул на него глазами из-под нахмуренных бровей, будто хотел проглотить! Да и обмен-то казался равноценным !

Итак, господа обменялись одеждой: камзолами и шляпами, кружевными воротниками и шелковыми шарфами.

В последний раз, уже переодевшись, они подняли стаканы: «Ваше здоровье, дружище!», «Будьте здоровы, барон!» Но не успели допить, как вдруг с вершины горы подул сильный ветер. Барон испуганно натянул на лоб шляпу, чтобы защитить глаза.

Когда через некоторое время он выглянул из-под полей шляпы, то увидел, что сидит на поляне один-одинешенек. Неподалеку стоял его конь с раздувающимися ноздрями и вставшей гривой. Ни Ризенбурга, ни его лошади, плаща, красного вина, стаканов и холодной закуски не было и в помине. Их будто ветром сдуло.

Офицер поскреб в затылке, не могло же ему все это присниться, ведь на нем была одежда господина Ризенбурга! Ну и дела... Надо скорее ехать домой, вниз, в Хиршберг!

Но в Хиршберг барона не впустили. — Бродягам и всякому сброду здесь не место, — заявила ему стража у городских ворот.

Барон взъярился:

— Ты, что не видишь, кто перед тобой? Пропустите меня или я переломаю вам кости!

Стражники подняли тревогу, постовые схватились за оружие, комендант выхватил шпагу, как назло, прибежал и полковник.

— Это вы, господин Шпаре, в такой одежде?! — изумился полковник. — Черт возьми, что означает сей маскарад? Я ни в коем случае не одобряю того, что шведский королевский офицер может появиться на людях в подобном виде!

И приказал стражникам:

— Препроводите господина офицера на его квартиру, пусть он там сменит тряпье на подобающую его чину одежду, а потом доложит обо всем мне.

Дома барон посмотрелся в зеркало. Порази его гром и артиллерийская картечь в придачу! Ну и вид у него! На голове вместо шляпы с пером развороченное воронье гнездо. А камзол? Мешок из-под картофеля и тот показался бы элегантнее. Вместо кружевного воротника — паутина, а на шее — коровья веревка! «Святой Боже, как же я попался на удочку этого Рюбецаля!»

Барон Шпаре, офицер шведской королевской артиллерии наконец сообразил, что то была расплата за три гроша, которые он не отдал подмастерью из Арнау. Повезло еще, что с ним остался его конь, сапоги, штаны и, возможно, кошель, который он носил у пояса.

Кошель оказался на месте!

Барон раскрыл кошель и нашел в нем записочку, написанную незнакомой рукой. Всего пара строчек: «Взято: 1 рейхсталер. Заплачено известному подмастерью из Арнау за его труды и огорчения».

Расписка была подписана размашистой большой буквой «Р», с королевскими завитушками, не оставляющими у барона сомнений в том, кому принадлежит эта роспись.

БЕЗ ПРОЦЕНТОВ

У горного духа Рюбецаля строгий нрав. Кто нарочито произносит его прозвище, того он безжалостно наказывает. Но если человек взывает о помощи, тому он прощает ненавистное имя.

Краузе был прилежным, добросовестным крестьянином. Не менее трудолюбивой была и его жена Лиза. Но счастье и беда всегда об руку ходят, почувствовали это и на собственной шкуре бедняги Краузе. Два года подряд их посевы выбивало градом. Репа и картофель замерзли в земле. Козы погибли, за ними — куры, первым петух. Даже яблоки и груши и те до срока попадали с веток. Вскоре Краузе со своими тремя детьми проели последний грош. Пришла беда — отворяй ворота! Как на грех, младший сын Тони простудился, да так сильно, что доктор уже беспокоился за его жизнь. Надо добыть для мальчика лекарство в ближайшем городке. А для этого понадобится десять-двенадцать талеров. Краузе посмотрел на Лизу, Лиза — на Краузе. Где взять десять — двенадцать талеров. Копилка — пуста, последний грош проеден. А богатый родственник — торговец, живущий неподалеку, в Силезии?

На следующий день, еще не выпала роса, Краузе проснулся, чтобы идти к богатому родственнику, молить его о помощи и одолжить у него десять — двенадцать талеров на лекарст

во.

Увы, мольбы и просьбы Краузе не разжалобили богача. — Сочувствую, —проговорил он, едва разжав губы. — Но намой деньги, Краузе, не рассчитывай!

Несолоно хлебавши, поплелся бедолага домой. Неподалеку от самой высокой вершины он остановился передохнуть. С тоской огляделся по сторонам. Небо было голубым и безоблачным. Ветер шевелил траву на косогорах. Да, все вокруг было бы прекрасным, если бы не болезнь маленького Тони! Помочь ему теперь мог только Бог. Либо Рюбецаль...

«Сейчас или никогда!» — подумал Краузе и, обратись к вершине, во всю мочь прокричал:

— Рюбецаль! Рюбецаль! Если ты меня слышишь, помоги!

Ответом ему была тишина, Краузе позвал хозяина гор во второй раз, в третий. Напрасный труд! Ни ветра, ни громового раската. Слышен лишь дальний крик коршуна, да карканье горной галки. « Ну, конечно, — мрачно подумал Краузе, — было бы удивительно...» Он собрался идти дальше, да вдруг услыхал за собою шаги, обернулся и увидел согнутого под тяжестью короба старикашку, маленького, тощего, с лицом, как кора на дереве. Должно быть, один из сборщиков трав и целебных кореньев, каких много по горам бродит.

— Что это ты тут раскричался? — раздраженно спросил старик. Его взгляд из-под кустистых рыжих бровей, казалось, просверлил Краузе насквозь. — Я кого спрашиваю? — Не дождавшись ответа, старик продолжал: — Я знаю тебя, Краузе. Знаю и то, что тебе нужны десять-двенадцать талеров, и для чего они необходимы, мне тоже известно, попал не в бровь, а в глаз, а? Что ж, одолжу тебе сотню. На три года и без процентов.

Краузе показалось, что он ослышался. От неожиданности он не мог вымолвить ни слова.

Старик снял со спины тяжелый короб и поставил его на пригорок.

— Пойди, отсчитай себе нужную сумму, а я пока раскурю трубочку.

В коробе Краузе думал увидеть целебные травы и корешки, но там были золотые и серебряные монеты, жемчуга и драгоценные камни. Сверху лежал кожаный кошель. Краузе мог бы потихоньку прихватить себе что-нибудь из бесчисленных сокровищ. Старик был занят своею трубкой и в его сторону не смотрел. Прошло много времени, прежде чем он обернулся к крестьянину.

— Ну, что, готово дело?

- Да, — кивнул Краузе. Он взял из короба точно сто талеров и хотел, чтобы владелец их пересчитал.

— Как будто я не знаю, что ты взял ровно сотню! — фыркнул старик. — Что еще?

— Необходима расписка, иначе я не могу взять в долг такую огромную сумму.

— Ладно, — согласился старик и выудил откуда-то из воздуха исписанный листок бумаги. — Посмотри, все ли правильно здесь написано. Сотня талеров, без процентов одалживается па три года здесь, у самой высокой вершины Исполинских гор.

И он выдернул из шляпы самое большое перо. С кончика его свисала чернильная капля, Краузе написал в конце расписки крупными четкими буквами свое имя. Старик помахал листочком в воздухе, чтобы чернила высохли, сложил расписку и сунул ее себе в карман.

— Что ж, Краузе, желаю счастья! Пусть тебе и твоей жене повезет. Ах, да, вот еще... — Он порылся в карманах и вытащил корешок странного вида. — Положи его Тони под подушку, как придешь домой. Ему это поможет.

Только Краузе собрался поблагодарить старика, как тот поспешно взвалил себе на спину короб, коротко кивнул и отправился на вершину. Удаляясь, он становился все больше и больше, рос и рос, пока вовсе не исчез из вида.

Может, Краузе все это приснилось? Он бы поклялся в этом, если бы у него не было в руках денег и корня необыкновенной формы.

Облегченно вздохнув, Краузе побежал домой, не обращая внимания на каменные уступы и ручьи, не боясь споткнуться и полететь с высоты. Кажется, счастье наконец-то ему улыбнулось! Таинственный корень сделал свое дело. У малыша Тони, еще вчера горевшего от лихорадки, утром жар исчез, глаза повеселели!

Все теперь ладилось у Краузе. Счастливая звезда вновь воссияла над их домом.

Вскоре по двору разгуливали молодые козы, кудахтали куры, прыгали и веселились дети. Взрослые трудились не покладая рук, с благодарностью вспоминая своего благодетеля, с той самой встречи на вершине горы Краузе знал, чей он должник. Догадывалась о том и Лиза.

Три года — недолгий срок. Краузе своевременно собрали сотню талеров, даже немножко больше. В назначенный день они впятером, в праздничной одежде, отправились в горы, к известной полянке неподалеку от вершины. Старший Краузе шел впереди с кошелем в руках, где лежала сотня талеров. Ветер шевелил траву. Небо было голубым и безоблачным. Мир и на самом деле был прекрасен.

— Господин и повелитель! — закричал во все горло Краузе. — Я здесь, и со мною сотня талеров, которые я тебе должен.

Ни звука в ответ, ни шелеста, ни шороха. Краузе позвал хозяина гор во второй раз, в третий. Тишина. Вокруг ни души, ни лесников, ни собирателей целебных трав. Лишь вдали слышен крик птицы-разбойницы, да карканье горной галки.

Еще раз позвал Краузе властелина гор, а потом, рассердившись, крикнул:

— Рюбецаль, Рюбецаль, возьми же свои деньги! И вновь тишина, только от ветра шелохнулись чуть-чуть листья на деревьях, да вдруг пролетело что-то белое. Листок бумаги! Малыш Тони принял его за огромную бабочку и понесся за ним. Гонялся, гонялся, пока, наконец, поймал.

Когда мальчик принес листок отцу, тот увидел, что это расписка, Он собственноручно подписал ее три года назад. Только теперь написанное было перечеркнуто, а в самом низу добавились два слова: «За благодарность» и стояла огромная буква «Р», украшенная затейливыми завитушками, как какая-нибудь королевская подпись.

Краузе не знал, что и сказать, Лиза тоже.

— Подойдите ко мне, дети, — позвала она малышей. — Давайте споем владыке гор, отблагодарим его за доброту.

И они от всего сердца спели свою самую любимую песню «С вершины снежных гор течет, течет ручей».

Они пели чистыми, звонкими голосами, а Краузе подпевал им басом. Ветер уносил старинную песню в горы, в голубую даль. Там высоко, на вершине был тот, кто услыхал их пение и понял, что они очень и очень ему благодарны.