Пока ехали в трамвае, Гошка заснул и просыпаться на нужной остановке категорически отказался. Марина еле протиснулась с ним к выходу под окрики утрамбованного народа. Мне с чемоданами и сумкой тоже пришлось нелегко. На нас косились неприязненно, с подозрением - уж очень мы были похожи на беженцев, а беженцы всегда раздражают. Особенно тех, кому бежать некуда...
Трамвай укатил. Мы остались одни посреди неосвещенной улицы. Никогда раньше я здесь не был и даже не знал, что в городе есть такое место. Позади нас тянулся бесконечный бетонный забор, а впереди темнела громада холма.
- Нам туда, - я показал на смутно прорисованную в небе вершину.
- Ох, - Марина перехватила Гошку поудобнее. - Ты уверен?
Я пожал плечами. Уже и не помню, когда я в последний раз был хоть в чем-то уверен...
- А где дом? - спросила Марина.
- Отсюда не разглядишь. Светомаскировка, наверное...
- Как же мы туда заберемся?
Я взялся за чемоданы.
- Пошли. Там видно будет...
К вершине холма вела растоптанная лестница с гнилыми досками вместо ступеней. Она пологими стежками из стороны в сторону штопала холм, отчего идти было ненамного легче, зато гораздо дальше. Мы совсем выбились из сил. Марина никак не хотела подождать, пока я затащу наверх чемоданы и вернусь за ребенком, ей было страшно оставаться в темноте с Гошкой на руках. В городе много разного рассказывали об этих окраинах. Мне и самому не терпелось добраться до чертова дома поскорее. Если бы оказалось, что я перепутал холмы, и никакого дома здесь нет, мы бы, наверное, оба разревелись.
Но дом был. Серая унылая девятиэтажка в один подъезд, с плохо замаскированными, зато надежно зарешеченными окнами. Когда-то, в хрущебные пятиэтажные времена, такие небоскребы называли "свечками". На стоянке перед подъездом - несколько машин. Черт! Как это я не сообразил, что к дому обязательно должна вести дорога! Карабкались, как дураки, ноги били в темноте. Впрочем, по дороге, наверное, еще дальше, а машину теперь хрен поймаешь...
Металлическая дверь подъезда производила солидное впечатление. Стрелковый глазок, бронированный домофон - все, как положено. Я поставил чемоданы и набрал номер квартиры. Долгое время ничего не происходило. Гошка захныкал во сне, наверное замерз.
-Тихо, тихо маленький, сейчас пойдем баиньки! - шептала Марина.
Вот будет номер, если нас и на порог не пустят. Куда же нам тогда? Хоть в петлю...
Громко щелкнул замок. Я обрадовано ухватился за стылую металлическую ручку. Дверь нехотя подалась. Из подъезда пахнуло теплом и кошками.
- Заползайте! - бодро скомандовал я.
Пока все складывалось благополучно. Замызганные стены подъезда были покрыты незамысловатыми надписями вкривь и вкось. Кто-то плюс кто-то равняется пронзенное сердце, Жирный - лох и, конечно, смерть уродам. Вполне обычные надписи, вполне обычный дом. Вот только ни охранника, ни даже вахтерши здесь не оказалось.
Я снова поставил чемоданы - теперь перед дверью лифта. Ох, и наломался сегодня с ними - спина не разгибается! Кнопка вызова торчала бесформенным почерневшим огарком. Тоже знакомо. Я кое-как вдавил ее в стену. Прислушался. То ли трубы водопроводные гудят, то ли ветер гуляет в шахте. То ли все-таки что-то едет...
- Не работает лифт!
Я обернулся. По лестнице лениво спускался плотный мужик в спортивном трико и шлепанцах на босу ногу. Он на ходу откусывал от большого бутерброда с салом и жевал так же лениво, как шел. Всклокоченная шевелюра с проседью, небритая, опухшая рожа. Повязка на глазу. Черт его знает... Неприятный тип.
Я подхватил (в который раз!) чемоданы и направился к лестнице.
- А вы к кому? - он и не собирался уступать мне дорогу.
- К знакомым.
- А в какую квартиру?
От сала губы его лоснились. Толстенный шмат на щедро выломанном из буханки куске хлеба пронзительно шибал чесночком и невольно притягивал взгляд. Свинство какое. При нынешних-то нормах выдачи!
- А вам, собственно, зачем? - спросил я.
- А затем, что я управдом, - веско сказал мужик, показав мне в подтверждение бутерброд. - У нас тут случайные люди не ходят. Время сами знаете, какое. Глаз да глаз... - он поправил повязку. - Так что за знакомые, где живут?
- В семнадцатой квартире, - пробурчал я.
Очень мне не хотелось говорить с ним на эту тему...
Управдом усмехнулся.
- Так бы сразу и говорили! А то - знакомые у них! В эмиграцию собрались?
Я вздрогнул. Его вопрос и напугал меня, и обрадовал. Больше, пожалуй, обрадовал.
- А это, правда, здесь? - осторожно спросил я.
Управдом не ответил. Укусив бутерброд, он разглядывал наши чемоданы.
- Вас кто прислал?
- Извините, - Марина поспешно подошла ближе, - мы обещали, что не скажем. И даже клятву давали. Зачем же подводить человека?
Управдом оглядел ее цепким сизым оком с головы до ног.
- А он, человек ваш, не предупредил, что ли, вас?
- О чем?
- О чем! Что с вещами нельзя!
- Н-нет...
- Ох, люди, люди... только о себе думают! - Он небрежно откинул крышку мусоропровода, швырнул бутерброд в темноту и снова грохнул крышкой. - Корабль ведь не резиновый! - наставительно продолжал он, вытирая руки об себя, - а желающих - ох, как много!... Пошли!
Из глубины своих трикотанов он вытянул связку ключей на длинном ремешке и отпер низенькую, обитую жестью, дверь под лестницей. За дверью было темно. Ступени круто уходили вниз.
-Чемоданы - в подвал, - заявил управдом. - Там слева на стенке выключатель. Да за собой не забудь вырубить! Как управитесь, заходите во вторую квартиру с документами, встанете на очередь.
- А большая очередь? - спросила Марина.
- Кому как. Некоторые вторую неделю сидят, да без толку!
Мы переглянулись. Час от часу не легче!
- У нас ребенок маленький! - сказала Марина. - Он и так уже плачет...
- Эх, гражданочка! - управдом укоризненно покачал головой. - Тут взрослые мужики плачут, как малые дети! Кому ж охота оставаться на верную смерть? Своя рубашка к телу-то ближе... Чего там, в городе, слышно?
- Да ничего нового, - вздохнул я. - Ждут.
- Дождутся, - покивал управдом. - Барнаул-то, говорят, уже не наш...
- Черепаново ночью сдали, - сказал я.
- Ох, ё-моё! Что ж это будет такое?! - он заторопился. - Да бросай ты пожитки свои скорей! Мне идти надо!
Я торопливо спустился по ступенькам в кромешную тьму и, не выбирая места, сунул чемоданы к стене. Управдом ждал меня наверху, нетерпеливо позвякивая ключами.
- Все! Валите во вторую, там список.
- А нам сказали - в семнадцатую, - робко заметил я.
- Ох, не знаю, не знаю теперь.. - пробормотал управдом, - мало местов! Загробите мне корабль...
- А что это за корабль? - спросила Марина. - И где он находится? Как мы, вообще, туда попадем?
Управдом, уже поднимаясь по лестнице, обернулся.
- А вот за такие вопросы, дамочка, очень просто можно за дверью оказаться. И выбирайтесь тогда своим ходом, как пожелаете!
Квартира номер два оказалась жилплощадью в самом изначальном смысле слова "площадь". Она была устроена из двух, а то и трех объединенных квартир со сломанными перегородками, срубленными под корень унитазами и ваннами. В квартире не было ни щепочки мебели, ни одного, даже встроенного, шкафчика, ни стола, ни табуретки, не говоря уже о диванах и кроватях. И все-таки в ней было тесно. Люди сидели и лежали на полу вплотную друг к другу, ходили, перешагивая через тела, пили воду, присосавшись к единственному крану, торчащему из стены бывшей кухни. Кто-то, пристроившись на подоконнике, писал заявления. Галдели и плакали дети. Гошка сразу проснулся и тоже заплакал. Дух стоял нездоровый и застарелый.
- Боже мой... - прошептала Марина.
- Ничего, сейчас разберемся, - я стал пробираться к висящим на стене спискам.
Возле них толпилось человек десять, один что-то зачеркивал и надписывал шариковой ручкой.
- Запишите! - распорядился я. - Пехтеревы, три места.
Человек с ручкой обернулся и смерил меня взглядом.
- Собеседование прошли?
- С управдомом? Да, прошли.
- Блядь, - спокойно произнес человек. - С каким управдомом? В темную комнату вас водили?
- Э-э... в подвал, что ли? - не сдавался я. - Было дело!
Человек с авторучкой заметно терял ко мне интерес.
- Сидите и ждите собеседования, - он махнул рукой в неопределенном направлении.
- А как же они узнают, кого вызывать?! - забеспокоился я. - Вы ж не записали!
- А как ты узнал, куда нужно приехать? - спросил вдруг у меня над ухом голос с неприятной хрипотцой. - Сядь и не дребезжи!
Я отошел от списков и вернулся к своим. Гошка уже не плакал. Он стоял с независимым видом, держа маму за руку, чтобы не боялась, и делал вид, что не интересуется заводной собакой.
- Ну как? - спросила Марина.
- Все в порядке, - сказал я. - Скоро вызовут на собеседование.
- Гошка писить хочет.
- Госа писить... - задумчиво повторил сын, вздыхая о собаке, которой играла чужая девочка.
- Это мы сейчас! - я склонился над лежащей рядом объемистой теткой. - Извините, где здесь туалет?
- То есть как это - где?! - неожиданно возмутилась она. - На улице, конечно! Под себя, что ли гадить?! Итак уже дышать нечем! На голову скоро нальют!
Она отвернулась, шумно пыхтя.
- Спасибо, - сказал я. - Ладно, пойдем, Гошка. Не будем ждать милостей от природы. Запасные-то штаны в чемодане остались...
На улице мы немного задержались. Гошке обязательно нужно было посмотреть на большую машину, которая с ревом выскочила на гору и, подкатив к подъезду, визгливо затормозила. Это был здоровенный джип, сияющий добрым десятком фар, несмотря на строгий приказ по городу о светомаскировке. Приказ, впрочем, совершенно бессмысленный. В этой войне еще ни разу не было воздушных налетов. А если и будут, так светомаскировка не поможет.
Из джипа долго никто не выходил.
- Масына сама пиехала, - со знанием дела сказал Гошка.
Но тут дверца распахнулась, как от пинка, и на землю спрыгнул тощий парень в длинном пальто, темных очках, с ежиком обесцвеченных волос, делающих его похожим на карандаш с резинкой на макушке. В руке он держал ополовиненную бутылку виски.
- Здесь, чо ли? - от общего презрения к человечеству, он говорил в нос и будто сквозь сон.
- Смотря что, - ответил я.
- Так, я не поал, ты хто?! - сразу завелся он. - Самый главный тут, чо ли?
- Главный - внутри, - сказал я, чтобы отвязаться. - Пошли, сына!
- Стоять! - отрыгнул парень. - Я тебя не отпускал. Здесь, чо ли, на корабль садиться?
Он был настолько пьян, что не мог быть слишком опасен. Я молча подхватил Гошку на руки и вошел в подъезд. Дверь за нами закрылась, но щелка замка не последовало. На площадке у лифта курил управдом.
- Там пьяный какой-то, - сказал я. - Приехал на джипе, спрашивает, здесь ли на корабль садиться.
Управдом глубоко затянулся, неторопливо выпустил дым, щуря единственный глаз.
- Твое какое дело? - спокойно спросил он.
- Да нет, я просто, для информации... Нам бы собеседование пройти...
- Пройдешь еще, мало не покажется...
Дверь с улицы вдруг распахнулась, и в проеме появился пьяный, толкая перед собой огромный баул на колесах.
- Я не поал, - бушевал он, глядя прямо перед собой, - меня чо здесь, за лоха держат?!.. Ты!! - он вдруг увидел меня. - Веди, давай, на корабль! Последний раз добром...
Управдом бросил окурок и, придавив его ногой, шагнул навстречу парню.
- С вещами нельзя!
- Да что ты говоришь?! - рассмеялся пьяный, - Ни с какими нельзя?
- Ни с какими, - упрямо сказал управдом.
- Утя-путя! - парень явно от души веселился. - А с такими? - он распахнул плащ и поднял автомат. - Ну? Обосралися?
Я загородил Гошку и стал осторожно отступать к двери второй квартиры.
- Давай, давай, батя, - сказал парень управдому, - шевели костылями! Показывай, куда идти!
- Ладно, пошли, - управдом с безразличным видом стал подниматься по лестнице. Пьяный тронулся за ним, стуча баулом по ступеням. Я живо запихнул Гошку в квартиру, юркнул сам и аккуратно прикрыл за собой дверь.
- Мама! Мы больсую масыну видели! - закричал он и запрыгал через ноги и спины лежащих к Марине.
- Ну как вы там? - спросила она. - Успешно?
- Вполне! - я решил не трепать ей лишний раз нервы и ничего не сказал о парне на джипе. - Не вызывали нас?
- Нет. Одну только семью вызвали. Зато я уголок заняла удобный! Никто через нас перешагивать не будет.
Мы расселись на полу и стали ждать. В комнате стоял приглушенный гомон. Кто храпел во сне, кто кашлял, кто переговаривался вполголоса с соседями.
- На всех этажах так. Вповалку лежат. Некоторые и на площадке, а на седьмом - так даже в лифте. А на девятом пусто...
- Там темная комната. В нее по одному водят. Смотрят на тебя и решают, пускать на корабль или нет.
- Как это они смотрят - в темноте?
- Не знаю. Может, аппарат специальный...
Общительный Гошка быстро сдружился с трехлетней девочкой и вовсю ковырял ключом в спине заводной собаки.
- Ты знаешь, - тихо сказала Марина, глядя в сторону, - говорят, Евсино сдали...
- Кто говорит?
- Тут один... его вызвали.
- Откуда он знает?
- У него приемник иногда ловит разговоры по рации.
- Чьи разговоры?
- Не знаю. Случайные...
- Ну, разговоры, это еще не факт...
Я потрепал ее ободряюще по плечу. Евсино... Блин! Меньше часа на электричке... Где же этот их корабль? Как бы не опоздать...
- А еще ... - Марина смотрела в пол синими, совсем гошкиными глазами, - ... говорят, будто их уже видели на окраинах Искитима...
- Ну, вот это уж точно, вранье! - отмахнулся я. - Тот, кто их видел, ничего уже говорить не может!
- Совершенно справедливо! - поддержал меня человек в пыльной шляпе и мутных очках. - Дурацкие слухи! За такие к стенке надо ставить! Это их шпионы специально распускают, чтобы вызвать панику.
- Что еще за шпионы? - лежавшая по соседству бабка выпростала ухо из-под платка.
- Да те самые, что нефтекомбинат подожгли! - охотно объяснил мужчина в очках. - И жилые дома на Гусинке они же взрывали!
- Дома взорвались, потому что там плиты на газу! - сказали у окна. - Жильцы посбегали, а газ незакрытый бросили - вот и утечка.
- А вы откуда знаете? - ревниво спросил запыленный.
- А оттуда! Где плиты электрические, ни одного взрыва не было!
- Было, было! - прогудел бас из другого угла. - Только сообщать перестали.
- А по мне уж лучше так, чем этих дождаться... Милое дело, сидишь дома - бах! И нет тебя.
- Да? А чего ж вы тогда на корабль проситься прибежали? Сидели бы себе дома!
- Да где он, тот корабль? Кто его видел?
- А ну тихо там, у окна! - раздался нервный окрик. - Из-за вас, дураков, всех за дверь попросят!
Разговор снова притих.
Мало, подумал я. Мало шансов. Как мы попадем на корабль? Как прорвемся через всю эту толпу? Я-то ладно, а Гошка? А Марина? Если начнется свалка, страшно подумать, что тут будет. Но даже если мы прорвемся. Допустим, прорвемся. Я зубами буду грызть все и всех, но мы прорвемся. И что? Как, спрашивается, корабль, чем бы он ни был - подлодкой, самолетом или ракетой - выберется из мертвого окружения? Да куда еще завезет? Впрочем, сейчас это неважно. Главное - попасть на борт. А шансов с каждой минутой все меньше. И, пожалуй, единственный способ - идти, как тот бандюган - с автоматом. Он хоть и пьяный в стельку, а не дурак. И наверняка уже на корабле...
Хлопнула входная дверь, и я вдруг увидел его на пороге квартиры. Если бы не белобрысый ежик и не долговязая карандашная фигура, узнать его было бы трудно. Ни очков, ни плаща, ни баула на колесах, ни, тем более, автомата при нем не было. А главное - он был тих, подавлен и абсолютно трезв!
Осторожно ступая, он прошел к свободному пятачку в центре комнаты и сел, обхватив свои тощие коленки и уткнувшись в них лицом.
- Эй, новенький! - позвали его от списков. - Слышь, белобрысый!
Парень поднял голову.
- Собеседование прошел? - спросил все тот же человек с шариковой ручкой.
Казалось, он знает ответ.
Белобрысый кивнул.
- Записывайся тогда. Как звать?
- Анальгин.
- Это что, имя или фамилия?
Парень пожал плечами и ничего не ответил.
- Ну, Анальгин, так Анальгин... - человек вписал имя в захватанный листок. - Семьсот четырнадцатый будешь!
- Извините, а что там, на собеседовании, спрашивают? - поинтересовалась сидящая рядом с Анальгином женщина.
- Да ничего там не спрашивают! Хотя... - семьсот четырнадцатый задумался. - Хотя отвечать-то приходится...
- А вы что отвечали? - не отставала любопытная тетка.
- А что я отвечу? - Анальгин опять уткнулся в коленки. - У меня семья в городе осталась. Жена, сын...
- Как так - осталась?! - женщина всплеснула руками. - Почему же вы их сюда не привезли?!
Все головы повернулись к белобрысому.
- Потому что нельзя мне домой! - Анальгин ударил кулаком в пол. - Ловят меня на них, как на живца!
- Кто ловит?
- Братва! Кто! Осатанели со страху. Приду домой - сразу мочканут. И меня, и Галку, и Дениску...
- А за что? - все любопытствовала соседка.
Анальгин сплюнул на пол, растер каблуком.
- Ясно, за что. Слух-то давно ходит... Чтобы выжить, кровь нужна. А тут кто-то сказал - верняк. Положишь двух своих - спасешься. За две жизни одну выкупишь...
В комнате повисла тишина.
- Ну мы и раскинули по честнухе, - бормотал Анальгин, - кому жить, а кому - хватит. Да не мой вышел расклад. Выпало мне под нож, а что я им, баран? Вырвался, убежал. Теперь ловят. Галку звонить заставляют, домой звать, - он схватился за голову. - А я ж чувствую, что у нее голос неживой! Все равно их кончат, хоть со мной, хоть без меня!... - клок белых волос остался у него в кулаке. - И что мне теперь? Одному спасаться, или идти, втроем подыхать?!
Некоторое время все, кто был в комнате, молчали. Только у двери надсадно кашлял старик, уткнув лицо в шапку.
Однако, что же это мы сидим, подумал я. Какие бы ни были тут трагедии и драмы, а факт остается фактом: человек, заявившийся после нас, уже прошел собеседование! Действовать, действовать надо! Найти управдома, пусть нас тоже ведет! А то я его и без автомата последнего глаза лишу!
- Будь наготове, - шепнул я Марине. - Как только мигну от двери, выбирайтесь с Гошкой незаметно.
- А ты куда? - испуганно спросила она.
- Не бойся. Просто потолкую с управдомом...
На площадке, к моему удивлению, царило лихорадочное оживление. Железная дверь была распахнута, напротив нее стоял грузовик с откинутым бортом. Какие-то серые, оборванные люди торопливо снимали с грузовика тяжелые ящики, затаскивали их в подъезд и спускали в подвал. На крыльце стоял управдом и делал отметки на клочке бумажки.
- Может, помочь? - деловито спросил я.
Управдом скользнул по мне глазом.
- Да нет, заканчиваем уже.
- А что это за ящики?
Он ответил не сразу.
- Тридцать два, тридцать три... все, последний! Закрывай!
Вдвоем с управдомом мы закрыли борт, грузовик развернулся и укатил под гору.
- Это что, продукты? - снова спросил я.
- Да какое там! - он рассмеялся. - Чудик один явился вместе с коллекцией каких-то камней! Всю жизнь собирал. Цены, говорит, нет! А мне - куда их? Хорошо хоть, в подвал поместились! А то пришлось бы на улице бросить. Никак народ не поймет, что туда, - он значительно посмотрел на меня, - ничего с собой не возьмешь! Ни еды, ни денег, ни оружия...
- Вот как раз об этом у меня к вам разговор! - подхватил я. - Того парня с автоматом вы на собеседование уже пропустили, а я с семьей все еще жду...
- Собеседований больше не будет, - сказал он, входя в подъезд.
- Как не будет?! - я чуть не грохнулся на пороге, но догнал его и схватил за рукав.
- А так, - он добродушно похлопал меня по руке. - Не нужны они больше...
- А мы? Мы что, тоже... не нужны?! - перед глазами у меня плавали каие-то рваные клочья.
Управдом вдруг расхохотался.
- Ну чего побелел-то? Не ссы! Всех берем! Безо всяких собеседований! Кто поверил и пришел - все спасутся!
- В каком смысле - все? - Я все еще боялся выпустить его рукав.
- Да в таком! Что ж ты думал, на улицу кого-то выгоним? Так всем табором и поедем! Хозяева тоже сердце имеют!
- Чьи хозяева? - я чувствовал, что плохо соображаю.
- Корабельные, чьи! И наши с тобой теперь, поскольку поступаем к ним на довольствие на неопределенный срок! Ну что, рад? - управдом усмехнулся. - Не помри только от счастья!
- А к-когда... мы поедем.... пойдем... попадем на корабль? - я с трудом собирал в кучу разбредающиеся слова.
- Вот придурок-человек! - управдом хлопнул себя по ляжкам. - Ты что же, так ничего и не понял?! Ну, пойдем, объясню...
В квартире номер два стояла мертвая тишина. Все, даже дети, слушали меня, боясь упустить хоть слово. Только иногда кто-нибудь из особо непонятливых поднимал руку и осторожно задавал вопрос.
- Так что же, выходит, вот это все и есть - корабль?
- Да, - сказал я. - Упрощенно говоря, корабль - это дом, где мы находимся. А точнее - область пространства, внутри которой находится дом. Эта область будет перенесена в другой мир... ну, в другое место. Вместе с нашими телами. Понимаете, перенесутся только живые тела, все вещи и даже сам дом останется здесь.
- Так мы там голые, что ли, будем? - спросил кто-то.
Я кивнул.
- Голые. По крайней мере, пока не обзаведемся новой одеждой.
- Да ладно! Шмотки - дело наживное, - подали голос от окна. - Ты скажи главное: точно - всех берут?
- Всех! Всех! Не волнуйтесь. Я же объясняю: переносятся все живые существа, находящиеся в пределах этой области пространства. Сколько будет этих существ - им безразлично.
- А кому это - им? - спросил пыльный мужчина в очках. - Не тем ли, с кем мы воюем?
- Да... - я в раздумье прошелся вдоль стены.
Для меня торопливо организовали проход, подбирая ноги.
- Да. Это та же цивилизация, что нас уничтожает. Тот же вид... народ, что ли. Но другое племя. Понимаете? Они воюют между собой. Одни хотят нас истребить, а другие - спасти.
- Да можно ли им доверять? - вздохнул кто-то. - Куда они нас завезут? И что с нами сделают?
- Этого я не знаю. Но разве у нас есть выход?
На некоторое время снова установилась тишина.
- М-да... - признес кто-то. - Сомнительно все это...
- А я верю! - у двери вскочил вдруг мальчишка лет семнадцати. - Мы там наладим нормальную жизнь, детей нарожаем! И когда-нибудь вернемся. Только надо побольше народу захватить! Смотрите, сколько места еще! На лестницах, на площадках - везде свободно! Надо набить дом народом!
- Поздно, - сказал я. - Пока мы отправимся собирать народ, пройдет куча времени. Телефоны отключены, другой связи нет...
- Надо знак подать! - крикнул мальчишка.- О! Придумал!
Он выскочил за дверь. Некоторое время все недоуменно переглядывались, затем потянулись к выходу вслед за мальчишкой.
- Оставайтесь здесь, - сказал я Марине. - Гошку никуда не пускай. Не дай бог - давка!
На крыльце толпился народ. Паренек, выбежавший первым, возился возле Анальгинова джипа. Крышка с бензобака была сбита, из отверстия торчала длинная узорчатая полоска, скорее всего - галстук.
- Отходи! - крикнул мальчишка и чиркнул зажигалкой.
Синий огонек стремительно побежал к горловине бензобака. На крыльце вдруг появился сам Анальгин.
- Ты что это делаешь, гад?... - недоуменно начал он, но в этот момент грохнуло.
Всех, кто не успел спрятаться в подъезде, окатило волной жара. Облако голубого пламени оторвалось от крыши машины и унеслось в небо. Джип запылал, как факел.
- Нормально! - кричал паренек, потирая опаленные брови. - Сейчас сами набегут посмотреть!
- Ах ты ж... - Анальгин налетел на него, сбил с ног и с размаху пнул в зубы. - Ты че, в натуре?! Отморозок гребаный!
Я прыгнул на белобрысого сзади, обхватил, пытаясь оттащить от мальчишки.
- Не смей! Дурак! На черта тебе теперь твой джип?! Туда его не возьмешь!
Анальгин больно ударил меня затылком по переносице, но я вцепился в него намертво.
- По херу мне джип! - визжал он в истерике. - У меня семья в городе осталась! А он чужих зовет! А мои... Дениска!!...
Анальгин вырвался, оставив у меня в руках клочья одежды. Он упал на колени возле оглушенного мальчишки, закрыл лицо руками и разрыдался, перекрикивая рев пламени...
Прошел час. Во всех квартирах, на всех этажах, на лестничных пролетах и в лифте плотной толпой стояли люди. Детей держали на руках. Было невыносимо душно, но никто не жаловался. Мы ждали. Гошка сидел у меня на плечах. Это место он предпочитал, пожалуй, всем остальным местам на земле. На Земле... Именно на Земле-то для нас больше нет места...
Толпа вдруг качнулась.
Пронесся сдавленный крик: "Управдом?! Где управдом?! Нету! Сбежал!"
- Там женщина какая-то голосит, - сказали от двери.
- Тихо! Дайте послушать!
Опять не слава Богу, подумал я. Но что, черт их раздери, означают эти вопли?!
- Да я сама на карьере работала! - звучал где-то вдалеке пронзительный голос, - если на ящиках треугольник, значит это динамит!
Я сразу вспомнил тридцать три ящика, привезенных сегодня и сгруженных в подвал. Но был ли на них треугольник?
- Люди! Это обман! - закричал кто-то отчаянно. - Нас хотят взорвать!!!
- Дверь! Дверь откройте! Выходите все! На улицу!
- Не открывается дверь! Заклинило! Снаружи приперто, что ли...
- Пустите меня!!! А-а!!! Я боюсь!!
Толпа задвигалась, в ней возникали приливы и отливы, промоины и валы, накатывающие так, что люди едва могли держаться на ногах.
- Чего она там кричит, дура?! - заорал я. - Детей из-за нее передавим! Пускай сама в подвал спустится и посмотрит, что там за ящики!
- Все двери закрыты! - отозвались с площадки. - И в подвал, и на улицу! И управдом пропал!
- Да куда он денется! - мне с трудом удавалось перекрикивать нарастающий вой. - Прекратить панику! Стоять всем на месте! Управдом на верхних этажах! А ну, пропустите! Я, прямо с испуганным Гошкой на плечах, стал продвигаться к двери. Марина, крепко ухватив меня за ремень, шла следом.
На площадке людские волны бесновались еще сильнее. Кто-то бился на полу в истерике. Сразу несколько ног вразнобой ударяли во входную дверь и в дверь подвала. Подвальная рухнула первой. Несколько человек, вместе с женщиной, поднявшей панику, ринулись вниз по лестнице.
- Пропустите меня! - кричал старичок с кургузой бородкой. - Я специалист! Я профессор химии!
Его пропустили, и он тоже исчез в темном проломе. Оттуда уже доносились какие-то звуки - не то истерические вскрики, не то визг выдираемых из ящиков гвоздей.
- Да успокойтесь вы! Сейчас все скажут! Сейчас все выяснится! - выкрикивал я, поворачиваясь направо и налево, пока меня самого не ткнули в бок:
- Тихо!
На площадке и в квартирах установилась относительная тишина. Сразу стали слышны шаги на подвальной лестнице. В развороченном проеме показался старичок профессор. Все смотрели на него и молчали, ни у кого не хватало духу задать первый и единственный вопрос. Маринина ладонь как-то незаметно оказалась в моей.
Старичок обвел нас растерянным взглядом, посмотрел зачем-то на часы... Наконец, до него дошло, чего все ждут.
- Нет, нет, - глухо произнес он. - Все в порядке. Никакой опасности...
- А динамит? - всхлипнул кто-то.
- Да какой там динамит! - старичок снова бросил вороватый взгляд на часы. - Все в полном порядке. Сейчас стартуем...
- А ты откуда знаешь? - вперед выдвинулся крепенький невысокий парень с боксерской стрижкой.
- А там, как раз, это...- профессор неопределенно поводил рукой. - Стартовый пульт, да.
- А ну, дай, я посмотрю, - парень шагнул к подвальной двери.
- Нет! - старичок испуганно расставил руки, будто пытался закрыть собой пролом. - Поймите, это бессмысленно! Уже начался отсчет времени! Собственно, пошли последние секунды. Вот...
Он поднес часы к подслеповатым глазам.
- Десять. Девять. Восемь. Семь...
И все, кто стоял на площадке, и дальше, на лестнице, и выше, на всех этажах унылого серого дома, медленно отсчитали про себя:
Шесть...
Пять...
Четыре...
Три...
Два...
Один...
Старт.
