Шли годы. Никто не спрашивал нас о том, что мы думаем о мещанстве, о внутрирапповских попутчиках, о роли критики в литературе. Никто не задавал нам вопросов, какие принято задавать писателям раза два в год.

И произошло ужасное. Мы не научились плавно высказываться. Нет в нас того огня и пыла, которые нужны на этом ответственном участке литературной работы.

Собранные здесь отрывочные суждения и мысли упакованы нами в маленькую анкету и дают ответ на вопросы, с которыми к нам часто обращаются отдельные лица и небольшие организации.

- Как вы пишете вдвоем?

- О, это очень просто! Значит, так: стол, ну, естественно, чернильница, бумага, и мы двое. Посмотреть со стороны - так совсем не интересно. Никаких особенных писательских странностей! Озабоченные, встревоженные лица (такие бывают у людей, которым обещали комнату с газом и вдруг не дали), взаимные попреки, оскорбления и, наконец, начало романа: "Белоснежный пароход рассекал своим острым носом голубые волны Средиземного моря". Разве это хорошо, такое начало? Может быть, написать как-нибудь иначе, лучше? Тревожно на душе, тревожно!

- Почему вы печатались в полутолстых "30 днях", а не в каком-нибудь совсем уже толстом журнале?

- О, это очень сложно! В толстый журнал нас приглашали только затем, чтобы предложить завести "уголок юмора" - шутки, экспромты, блестки, юморески (редакционные панычи очень любят слово "юмореска"). Заодно предлагали делать шарады, логогрифы, ребусы и шашечные этюды. В общем, все то, что раньше называлось "Смесь", а сейчас "Рабочая смекалка". И выражали удивление, когда мы надменно отказывались. "Ведь вы же юмористы, - говорили в толстом журнале. - Что вам стоит?"

- Правда ли, что ваш смех это не наш смех, а их смех?

- Не будьте идиотом! {1}

- Как относятся в редакциях к вашим творческим исканиям?

- Чрезвычайно однообразно. Всегда просят вычеркнуть из рукописи две строчки и дописать полторы страницы. С течением времени мы приобрели опыт и, сдавая рукопись, заявляем, что две строчки вычеркнуты, а полторы страницы дописали еще в процессе работы. Но даже эта профилактическая мера не помогает.

- Что вам больше всего понравилось в "Литературной газете" за тысяча девятьсот тридцать второй год?

- Постановление ЦК партии от двадцать третьего апреля.

- Ваш любимый писатель?

- Сейчас Дос-Пассос {2}. Может быть, всем теперь он нравится и любовь к этому писателю не оригинальна, но такова ситуация на текущий квартал.

- Ваш любимый читатель?

- Трамвайный пассажир. Ему тесно, больно, его толкают в спину, а он все-таки читает. О, это совсем не то, что железнодорожный пассажир. В поезде читают потому, что скучно, в трамвае - потому что интересно.

- Ваш любимый редактор?

- Тут сложнее. Не успеваешь полюбить какого-нибудь редактора всей душою, как его уже снимают.

- Как же вы все-таки пишете вдвоем?

- Так вот все-таки и пишем, препираясь друг с другом по поводу каждой мысли, слова и даже расстановки знаков препинания. И самое обидное, что, когда мы будем сдавать эту рукопись в редакцию, нас обязательно попросят вычеркнуть две строчки и дописать полторы страницы. А сделать это очень трудно, потому что, как уж было сообщено, мы не научились плавно высказываться.

1932

1 Ответ заимствован у Б. Шоу. (Прим. авторов.)

2 Джон Дос Пассос - американский писатель.

Под сенью изящной словесности. - Впервые опубликован в "Литературной газете", 1932, э 38, 23 августа. Фельетон не переиздавался. Печатается по тексту "Литературной газеты".

В этом номере газеты вся третья полоса была посвящена творчеству Ильфа и Петрова (статьи А.Селивановского "Смех Ильфа и Петрова", Л. Никулина "О месте в "литературном трамвае" и библиография основных изданий Ильфа и Петрова).

Это произведение дало название циклу фельетонов о литературе, вошедших в сборник "Как создавался Робинзон".