Сказать правду, русские белые - люди довольно серые. И жизнь их не бог весть как богата приключениями. В общем, живут они в Париже, как в довоенном Мелитополе. Это не так уж легко - устроиться в Париже на мелитопольский манер. Но они сумели, не поддались губительному влиянию великого города, устояли, пронесли сквозь испытания и бури все, что там полагается проносить.

Есть даже две газеты. Ну что же, в любом уездном городке тоже было по две газеты. Одна называлась, примерно, "Голос порядка" и делалась людьми, близкими к кругам жандармского управления, другая была обычно безумно левая, почти якобинская, что не мешало ей, однако, называться весьма осторожно - "Местная мысль". Это был отчаянный рупор городской общественности. Не столько, конечно, общественности, сколько владельца местного конфекциона мужского, дамского и детского платья или каких-нибудь мыловаров, объединившихся на почве беззаветной и беспринципной любви к прогрессу.

Значит, есть две газеты: "Возрождение", так сказать, "Ля Ренессанс" и "Последние новости", так сказать, "Ле дерньер нувелль".

Казалось бы, обоим этим печатным органам давно следует объединиться, назвавшись, как это ни покажется обидным нашим автодоровцам, "За рулем", потому что читают их преимущественно шоферы такси - эмигранты - на своих стоянках.

Но этого никогда не будет.

Газеты непримиримы. Никогда прямолинейный "Голос порядка" не опозорит себя соглашением с "Местной мыслью", мягкотелой и грязно-либеральной.

Разногласие ужасно велико. Идейные позиции подняты на неслыханную принципиальную высоту. Кипит борьба, печатаются сенсационные разоблачения. И потрясенные белые шоферы в волнении давят на парижских улицах ни в чем не повинных французских рантье.

А спор вот из-за чего.

"Последние новости" заявили, что генерал Шатилов никакой не генерал, а полковник и генеральский чин возложил на себя сам, без посторонней помощи.

"Возрождение" заволновалось. Это что же такое? Большевистская самокритика?

Нет, генерал! И не сам на себя возложил, а на него возложили. И есть документы и свидетели. Но документов "Возрождение" почему-то не предъявило и свидетелей не показало.

В дело впутался Деникин.

"Милостивый государь, господин редактор. Позвольте через посредство вашей уважаемой газеты..."

Одним словом, конечно, не генерал. Вылитый полковник.

Но "Возрождение" притащило какого-то своего бородача. Он весь был в лампасах, эполетах и ломбардных квитанциях на заложенные ордена. Глаза его светились голодным блеском.

"Милостивый государь, господин редактор. Позвольте через посре..."

Лампасы утверждали, что своими глазами видели, как Шатилова производили в генералы. И они клялись, что это было волнующее зрелище. Даже солдатики, эти серые герои, якобы плакали и якобы говорили, что за таким генералом пойдут куда угодно, хоть в огонь, хоть в воду, хоть в медные музыкантские трубы.

Драка на кухне разгоралась.

- Не генерал, а полковник!

- Нет, не полковник, а генерал!

- Не только не генерал, но и георгиевский крест сам на себя возложил.

- Ничего подобного! Генерал - и с крестом!

- Нет! Без креста - и полковник!

- Сам полковник!

- От полковника слышу!

"Позвольте через посредство вашей уважаемой газе..."

- Нет, уж вы позвольте через посредство...

Приводили статуты, постановления георгиевской думы, приносили какие-то справки от воинских начальников, дышали гневом и божились.

И об одном только забыли. Никаких статутов нет, и о георгиевской думе никто на свете не помнит, и чертовых воинских начальников не существует, и все вместе с клоунскими лампасами и эполетами - давно забытая и никому не нужная труха, дичь, многолетний сон.

Как ни различны идеалы борющихся сторон (Полковник! Нет, генерал!), тон у них совершенно одинаковый - жалобный и болезненно обидчивый. Ничто им на земле не мило, все им не нравится, даже не ндравится.

"В Париже суровая зима. 6 градусов мороза".

И сразу на лице брезгливая улыбка.

- Ну какая же это зима! Разве это зима? Вот у нас была зима. Это была зима!

"В течение пяти часов полиция не могла разогнать разбушевавшихся демонстрантов".

Болезненная гримаса.

- Ну кто ж так разгоняет? Разве так разгоняют? Вот у нас разгоняли так разгоняли!

Длительная, скрипучая, бесканифольная ноющая нота висит над Парижем. Не нравится, ну, понимаете, ничто не нравится.

"Кантор Шапиро в зале мэрии 19-го аррондисмена прочтет доклад "Самодержавие, православие и народность". Вход бесплатный. На покрытие расходов 3 франка с человека".

Никто не пришел. Не покрыл кантор своих расходов по самодержавию.

Проклятое невезенье! Нет на земле счастья, нету!

Вдруг счастье привалило. Бунин получил Нобелевскую премию. Начали радоваться, ликовать. Но так как-то приниженно и провинциально ликовали, что становилось даже жалко.

Представьте себе семью, и небогатую притом семью, а бедную, штабс-капитанскую. Здесь - двенадцать незамужних дочерей и не мал мала меньше, а некоторым образом бол бола больше.

И вот наконец повезло: выдают замуж самую младшую, тридцатидвухлетнюю. На последние деньги покупается платье, папу два дня вытрезвляют, и идет он впереди процессии в нафталиновом мундире, глядя на мир остолбенелым взглядом. А за ним движутся одиннадцать дочерей, и до горечи ясно, что никогда они уже не выйдут замуж, что младшая уедет куда-то по железной дороге, а для всех остальных жизнь кончилась.

Вот такая и была штабс-капитанская радость по поводу увенчания Бунина.

Вместе с лауреатом в Стокгольм отправился специальный корреспондент "Последних новостей" Андрей Седых.

О, этот умел радоваться!

Международный вагон, в котором они ехали, отель, где они остановились, белая наколка горничной, новый фрак Бунина и новые носки самого Седых были описаны с восторженностью, которая приобретается только полной потерей человеческого достоинства. Подробно перечислялось, что ели и когда ели. А как был описан поклон, который лауреат отвесил королю при получении от него премиального чека на восемьсот тысяч франков! По словам Седых, никто из увенчанных тут же физиков и химиков не сумел отвесить королю такого благородного и глубокого поклона.

И снова - что ели, какие ощущения при этом испытывали, где ели даром и где приходилось платить, и как лауреат, уплатив где-то за сандвичи, съеденные при деятельном участии специального корреспондента "Последних новостей", печально воскликнул: "Жизнь хороша, но очень дорога!"

Но вот событие кончилось, догорели огни, облетела чековая книжка, начались провинциальные парижские будни.

"Чашка чаю у полтавских кадетов. Рю такая-то. Остановка метро Клиши. Вход бесплатный. На покрытие расходов 3 франка".

Ну и что же? Чай выпили, чашку украли. Расходов не покрыли. И вообще перессорились за чашкой. Одни кадеты говорили, что большевиков должны свергнуть иностранцы, другие, - что большевики неизбежно свергнут себя сами, и тогда они, пятидесятилетние полтавские кадеты, поедут в Полтаву кончать кадетский корпус и заодно наводить порядок.

Люди с кряхтеньем переворачиваются на другой бок. Многолетний сон продолжается.

В Париже - зима, а у серых белых - невыносимая летняя клязьминско-парголовская скука. Правда, одно время спасало чудовище озера Лох-Несс.

О чудовище писали с трогательным постоянством каждый день. Оно появилось в шотландском озере и там обитало. Оно было очень большое, страшное, горбатое, допотопное и выходило на сушу, чтобы есть баранов, а затем играть при лунном свете. К людям чудовище относилось недоверчиво, особенно к журналистам, и при виде их с шумом погружалось в воду.

Все попытки рассмотреть чудовище поближе ни к чему не привели. Оно немедленно с шумом погружалось в воду.

Молчаливый сговор редактора со своими читателями продолжался долго. Всем было понятно, что приключения чудовища - это детские враки, но надо же как-нибудь развлекаться! Однажды пастор Твид прогуливался по живописным берегам озера Лох-Несс. Вскоре в мутном лунном свете глаза его различили неясные и громадные очертания чудовища. Неустрашимый пастор постепенно сделал несколько шагов вперед, но было уже поздно. Чудовище озера Лох-Несс с шумом погрузилось в воду.

Через два месяца шумов, всплесков и погружений пришлось перейти на новую тематику, перестроиться. "Возрождению" помогло необыкновенное и счастливое стечение обстоятельств. На заброшенных фортах Брест-литовской крепости появилась тень великого князя Николая Николаевича. Она тяжко вздыхала и смотрела в бинокль на Запад. (Мы знаем, куда смотрела тень. Она смотрела в сторону озера Лох-Несс.) Спугнутая.людьми, тень с шумом погрузилась...

Кроме домашней склоки по поводу чинов и орденов, кроме общественных чашек чаю и подозрительных ихтиозавров, есть главная тема - Совдепия. (С маниакальным упорством пишут до сих пор: "Совдепия", а не Советский Союз, "большевицкий", а не большевистский - так выходит как-то обиднее.)

Итак, Совдепия.

О, здесь писать можно совершенно просто!

Землетрясение в Ленинакане! Ха-ха-ха! Без крова осталось десять тысяч человек! Ха-ха!

В Каспийском море оторвавшаяся льдина унесла в открытое море шестнадцать рыбаков. Судьба их, ха-ха, неизвестна.

Ха-ха-ха! Большой пожар в Пензе. Объятые пламенем жильцы, хи-хи, погибли.

Железнодорожная катастрофа в Совдепии. Первый вагон буквально сплющило. Хо-хо-хо!

Но не все же пожары, бури и толчки в девять баллов. Печально, но Советы имеют достижения. Скрыть это невозможно, но можно оформить по-своему, подать не на той сковородке.

Вот статья о советских парашютистах.

Да, они прыгают. И поставили мировые рекорды. Но отчего они прыгают? Оттого что жизнь плохая, с голоду прыгают.

Честное слово, любимая газета "Ля Ренессанс" напечатала большими буквами статью, смысл которой сведен к чудовищной сентенции горбуновского холуя - "от хорошей жизни не полетишь".

Хочется скорее окончить фельетон, чтобы развязаться наконец с этим мрачным скопищем неудачников, злобных психопатов и просто откровенных мерзавцев.

Остается политическая позиция.

"Ле дерньер нувелль" полагается главным образом на чудо. Беспрерывно слышится бормотанье:

- Революция приведет к эволюции, эволюция к контрреволюции. И все будет хорошо!

"Ля Ренессанс" хочет действовать немедленно. У нее объявился новый дружок:

- Пресветлый батюшка, царь-микадушко, мы твои детушки, самурайчики Семенов с Гукасовым. Нам много не надо. По нескольку тысяч га на человека и небольшое государство со столицей в Чите, какая-нибудь там Россия-Го, с японизацией алфавита. А гимн можно составить очень быстро. Текст взять из "Жизни за царя", а музыку дать из "Мадам Батерфляй". Будет хорошо и патриотично.

Одним словом, пронесли сквозь бури и испытания все, что полагается проносить. Устояли.

1934

Россия-Го. - Впервые опубликован в сборнике И.Ильфа и Е.Петрова "Директивный бантик" (Б-ка "Огонек"), Журнально-газетное объединение, М. 1934.

Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III, "Советский писатель", М. 1939.

Название фельетона саркастически пародирует наименование марионеточного государства Маньчжоу-Го, образованного в 1932 году и державшегося на штыках японской оккупационной армии.

В 1933 году авторы совершили поездку за границу по маршруту: Одесса, Стамбул, Пирей, Афины, Неаполь, Рим, Вена, Париж, Варшава. О своих впечатлениях они рассказали на вечере, устроенном "Комсомольской правдой" ("Штрихи современной Европы", "Комсомольская правда", 1934, э 41, 16 февраля). Некоторые впечатления от пребывания авторов в Париже легли в основу этого фельетона.