Ровно в девять часов утра небольшая комната сектора планирования наполнилась сотрудниками. Прогремел железный футляр, который сняли с ундервуда и поставили на подоконник, захлопали ящики письменных столов, и рабочий день начался.

Последним явился Яков Иванович Дубинин.

- Салют! - сказал он жизнерадостно. - Здравствуйте, Федор Николаевич, здравствуйте, Людмила Филипповна. Остальным - общий привет.

Но, повернувшись к своему столу и увидев на нем большую кучу деловых папок, он сразу увял.

Некоторое время он сидел, тупо глядя на бумаги, потом встрепенулся и развернул "Правду".

- Ого! - сказал он минут через десять. - Немцы-то, а? "Эр нувель" пишет...

Сектор безмолвствовал.

Дубинин, конечно, понимал, что надо бы заняться планированием, но какая-то неодолимая сила заставила его перевернуть страницу и углубиться в чтение большой медицинской статьи.

- Товарищи, - внезапно воскликнул он, высоко подымая брови, - вы только смотрите, что делается! Вы читали сегодняшнюю "Правду"?

Трудолюбивые сотрудники подняли на него затуманенные глаза, а Людмила Филипповна на минуту даже перестала печатать.

- Можно будет рожать без боли! Здорово, а?

Он так взволновался, как будто бы сам неоднократно рожал и испытывал при этом ужасные страдания.

Машинка снова застучала, а Яков Иванович принялся читать дальше. Он добросовестно прочитывал все по порядку, не пропуская ни одного столбца и бормоча:

- А сев ничего. Сеют, сеют, засевают. Что-то в этом году в грязь не сеют? А может, сеют, но не пишут? Ну-с, пойдем дальше. Ого! Опять хулиганы! Я бы с ними не стеснялся, честное слово! Профессор Пикар приехал в Варшаву. Я бы лично никогда не полетел в стратосферу. Хоть вы меня озолотите... Ну-с, в Большом театре сегодня "Садко", билеты со штампом "Град Китеж" действительны на двадцать восьмое. Дальше что? Концерт Беаты Малкин... Вечер сатиры и юмора при участии лучших сил... Партколлегия вызывает в комнату э 598 товарища Никитина... Так, так... Телефоны редакции... Уполномоченный Главлита 22624...

Дубинин озабоченно посмотрел на часы: было всего только одиннадцать.

- Да, а "Известия" где? - деловито закричал он. - Дайте мне "Известия". Федор Николаевич, где "Известия"? Вечно эта проклятая курьерша куда-то их засовывает.

- Сегодня "Известий" нет, - сухо ответил Федор Николаевич.

- Как нет?

- После выходного "Известий" никогда не бывает.

Яков Иванович даже изменился в лице, когда понял, что читать больше нечего. В тоске он захрустел пальцами и четверть часа сидел, не будучи в силах пошевелиться. Потом собрался с духом и стал изготовлять картонный переплетик для своего паспорта. Он долго и старательно что-то резал, клеил и, высунув язык, выводил надпись: "Я.И. Дубинин".

К часу дня грандиозный труд был закончен. Приближалась роковая минута, когда придется все-таки заняться планированием. Яков Иванович отвернулся от письменного стола брезгливо, как кот, которому пьяный шутник сует в нос дымящуюся папиросу. Он даже фыркнул от отвращения.

За окном шумели голые весенние ветки.

- Сегодня солнечно, но ветрено, - сообщил Яков Иванович, набиваясь на разговор.

- Не мешайте работать, - ответила Людмила Филипповна.

- Я, кажется, всем здесь мешаю, - обидчиво сказал Дубинин. - Что ж, я могу уйти.

И он ушел в уборную, где сидел сорок минут, думая о нетоварищеском, нечутком отношении к нему сотрудников сектора планирования, о профессоре Пикаре и о том, что билеты на "Град Китеж" действительны на двадцать восьмое.

"Вот черт, - думал он, - ходят же люди по театрам. Времени у них сколько угодно, вот они и шляются".

В свой сектор Дубинин вернулся томный, обиженный.

- К вам посетитель приходил, - сказала Людмила Филипповна. - Относительно запланирования стеклянной тары. Он ждет в коридоре.

- Знаю без вас, - сурово сказал Яков Иванович. - Сейчас я с ним все вырешу. Уж, извините за выражение, человеку в уборную сходить нельзя.

Но в эту минуту его позвали к начальнику.

- Слушайте, товарищ Дубинин, - сердито сказал начальник. - Оказывается, вы сегодня опять опоздали на десять минут к началу служебных занятий. Это что ж получается? Не планирование, а фланирование. Вы понимаете, что такое десять минут, украденные у государства? Я вынужден объявить вам выговор в приказе. Я вас не задерживаю больше, товарищ Дубинин. Можете идти.

"Не задерживаю", - горько думал Яков Иванович, медленно идя по коридору. - "Фланирование"! Скажите пожалуйста, какой юморист. Тут работаешь как зверь, а он... бюрократ паршивый! Городовой в пиджаке!"

- Нет, я этого так не оставлю, - кричал он в отделе, заглушая шум машинки. - Да, я опоздал на десять минут. Действительно, на десять минут я опоздал. Ну и что? Разве это дает ему право обращаться со мной, как со скотом? "Я вас не задерживаю!.." Еще бы он меня задержал, нахал. "Можете идти!" Что это за тон? Да, и пойду! И буду жаловаться!

Он хватал сотрудников за руки, садился на их столы и беспрерывно курил. Потом сел на свое место и принялся сочинять объяснительную записку.

"Объяснительная записка", - вывел он посредине листа.

Он сбегал в соседний сектор, принес оттуда красных чернил и провел под фиолетовым заглавием красивую красную черту.

- Товарищ Дубинин, - сказал тихий Федор Николаевич, - готовы у вас плановые наметки по Южному заводу?

- Не мешайте работать! - заревел Яков Иванович. - Человека оскорбили, втоптали в грязь! Что ж, ему уже и оправдаться нельзя, у него уже отнимают последнее право, право апелляций?

Федор Николаевич испуганно нагнул голову и притаился за своим столом.

- Я им покажу! - ворчал Дубинин, приступая к созданию объяснительной записки.

"25-го сего месяца я был вызван в кабинет товарища Пытлясинского, где подвергся неслыханному..."

Он писал с громадным жаром, разбрызгивая чернила по столу. Он указывал на свои заслуги в области планирования. Да, именно планирования, а не фланирования.

"Конечно, острить может всякий, но обратимся к непреложным фактам. Инкриминируемое мне опоздание на десять минут, вызванное трамвайной пробкой на площади имени Свердлова..."

- Пришел товарищ Дубинин? - раздался голос. - Я, собственно говоря, поджидаю его уже два часа.

- Что? - сказал Дубинин, обратив к посетителю страдающий взгляд.

- Я, товарищ, по поводу стеклянной тары.

- Вы что, слепой? - сказал Яков Иванович гнетущим шепотом. - Не видите, что человек занят? Я пишу важнейшую докладную записку, а вы претесь со своей стеклянной тарой. Нет у людей совести и чувства меры, нет, честное слово, нет!

Он отвернулся от посетителя и продолжал писать:

"Десятиминутное опоздание, вызванное, как я уже докладывал, образовавшейся на площади имени Свердлова пробкой, не могло по существу явиться сколько-нибудь уважительной причиной для хулиганского выступления тов. Пытлясинского и иже с ним..."

В половине пятого Дубинин поднялся из-за стола.

- Так и есть, - сказал он. - Полчаса лишних просидел в этом проклятом, высасывающем всю кровь учреждении. Работаешь как дикий зверь, и никто тебе спасибо не скажет.

Объяснительную записку он решил дописать и окончательно отредактировать на другой день.

1935

___________________

Лентяй. - Впервые опубликован в журнале "Крокодил", 1935, э 12.

Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. 111, "Советский писатель", М. 1939. В этом издании рассказ датируется 1934 годом.