Двое мужчин оказались в пустыне, раздвинувшей ноги навстречу холодному ветру, поросшей мёртвой травой.

Встретились, осмотрели друг друга, удивленно отметили, что выряжены в черное, длинное, донельзя пристойное. Хоть приобщай каких-нибудь аборигенов к Писанию, но не было никого вокруг, да и святого текста не было тоже.

Высокого, жилистого звали Романом Андреевичем, он работал на погрузчике в совместной с финнами фирме, возил туда и сюда большущие бочки из смолистого пластика. Бочки казались Роману Андреевичу похожими на атомные бомбы, и поэтому он любил свою должность.

Низкого, рыхлого, с наивно-детским лицом, звали Владиславом Сергеевичем, он страховал автомобили. Клиентам нравилось, как он выбегал их встречать - несуразный и жалкий, радостно оскалившийся. Они звали его "Владиком", несмотря на сильно за сорок. Напротив офиса была школа, и Владик подолгу смотрел в окно.

Помолчав, мужчины обменялись репликами в стиле "Что видишь?" - "Песок", установили, что оба не знают, как и зачем они здесь в этих дурацких рясах, и где именно - "здесь".

Познакомившись, решили идти на запад. Стандартные мужчины в стандартной нестандартной ситуации.

Понемногу разговорились, но не успели дойти в разговоре даже до политики, и Роман Андреевич не успел поделиться своими мечтами о бомбах, как им стало видение. Или не видение, а вполне даже девочка. В лучах обжигающего, словно сухой лед, солнца, в мареве подозрительно мелкого, танцующего песка, она просто стала, словно была всегда. В майке с клубничками, с исцарапанными коленями, в клетчатом очень мини и с корзинкой в руках.

Владик замер. "Здравствуй, девочка" - сказал Роман Андреевич, приветственно растянув рот. Девочка подошла поближе. Пристально изучила мужчин, заглядывая в душу серыми большими глазами. Потрогала черную материю. Что-то для себя уяснила. Ослепительно улыбнулась, произнесла неуместное "Сколько лет, сколько зим! Какая встреча!"

Мужчины переглянулись. "Мы знакомы?" - предположил Роман Андреевич. "Нет, но давайте знакомиться" - бездна энтузиазма и радостной мимики, - "меня зовут Оксана".

"Оксана - красивое имя" - это Владик, как-то в сторону, и, кажется, недоверчиво.

"Очень приятно, я Роман Андреевич", "Мне тоже", "А это - Владик", "Владик, значит. Ну здравствуй, Владик".

Владик копает ямку лакированным миссионерским ботинком.

Роман Андреевич пытается получить пользу от неожиданной встречи: "Оксана, откуда ты здесь?"

"Ниоткуда."

"А куда ты идешь?" Оксана кривляется - строит из себя совсем уж маленькую девочку, пожимает плечами, радостно и глуповато: "Никуда".

Роман Андреевич терпелив: он привык подолгу возить неуклюжие бочки ради небольшой выгоды.

"А что у тебя в корзинке? Может, тебе помочь?"

"Да уж, ты поможешь" - вдруг шипит сквозь зубы Оксана, внезапно сбросив свою безмятежность. Лицо её становится злым. "Тебе-то что до моей корзинки? Там - всё. Всё, что надо."

Время Роману Андреевичу пожать плечами и оглянуться в поисках поддержки. Владик стоит у него за спиной, на Оксану глядит ласково.

"Ты очень красивая, Оксана" - Владик, придушенным голосом.

Оксана криво улыбается. "Что ты знаешь о красоте?"

"Ну, красота - это…"

"Вот видишь". Оксана пританцовывает вокруг Владика, позабыв про неудобную обувь.

"Ты не можешь даже руками ее обхватить, и слова все для нее не годятся. Твои движения слишком корявы и конвульсивны, чтобы выразить красоту жестом.

Что остается от красоты? Тебе ли не знать. Остается лишь пепел на коленях, лишь шум в ушах, лишь черная неопределённость и сладкая машина времени поблизости."

"Я не совсем…" - это Роман Андреевич, он не совсем понимает.

Владик в сотый раз разворачивает мятый платок и вытирает лицо.

"Идите с богом" - это Владик, совсем серьезно и тихо, Роману Андреевичу.

"Зачем тебе все это?" Оксана не отстает от Владика, словно тающего под солнцем, нервно теребящего мокрую белую тряпку.

"Зачем тебе это место, и эта глупая ряса, узкие ботинки - они ведь таа-ак жмут, верно?

Если ты такой заурядный, добренький. Доо-брень-кий. Если тебе плохо, жарко, колет в боку, надсадное дыхание обжигает верхушки превращённых в сажу легких, перед глазами скачут полупрозрачные амебы, мешая видеть Меня?

Зачем тебе небо вот такой ширины?" Оксана разводит руки в стороны, но не слишком.

"Перестаньте…"

"Нет! Это ты перестань врать. Что ещё тебе нужно? Лица родителей? Я их не помню. Первая пятерка? Знак Зодиака? Для тебя - Скорпион. Бельевая корзина под раковиной в ванной? Стоптанные туфли с цветочками? Колготки? Страх? Слезы? Нет. Ты не за этим пришел, верно?"

"Оксана, может быть…"

"Не надо, Роман Андреевич. Мы с Владиком просто беседуем.

Итак, Владик. Может, тебя интересует, что я люблю делать больше всего? Так знай же, скотина: плавать в бассейне, заниматься бальными танцами, рисовать… и не помню, там что-то ещё было."

Видно, что Оксана сдерживает слезы; её лицо стало некрасивым.

"Нет, зачем мне…"

"Лучше заткнись. Делай то, зачем пришел, молча".

"Я не совсем понимаю… Владик, может ты объяснишь. Вы знакомы?"

Оксана отворачивается и идет куда-то; подумав, Роман Андреевич следует за ней, Владик плетется, замыкая процессию.

"Мы уже встречались, и встретимся после" - бросает Оксана.

Какое-то время все молчат. На песке начерчен весьма правильный круг. В его центре Оксана останавливается, так резко, что Владик натыкается сзади на крепкую спину Романа Андреевича, жарко дышит в затылок.

Оксана медленно поворачивается к мужчинам; ее лицо - бледная маска страха и решимости.

"Здесь" - шепчет она чуть слышно. Владик замирает, даже дышать перестаёт. Оксана тянется рукой в корзину, отодвигает в сторону полотенце и достает нечто розовое, скрученное. Роман Андреевич отчаянно моргает, пытаясь рассмотреть этот предмет, и вдруг понимает, что это - скакалка, пластиковый шнур с двумя ручками, дешёвая, еще советского производства, и явно где-то на одной из ручек выдавлена цена - "80 коп." или вроде того.

Владик отстраняет Романа Андреевича; в круге остаются лишь Оксана и Владик.

Оксана отпускает одну из ручек, и скакалка эффектно разворачивается в воздухе, словно живая. Владик хочет взять скакалку, он делает шаг, протягивает руку, и его тело неожиданно ломает сильнейшая судорога, он падает и ползет на четвереньках к Роману Андреевичу. Перекошенное лицо Владика покрыто крупными каплями пота, глаза - глубокие черные ямы.

"Пойдем отсюда" - визжит Владик; голос - резкий, нечеловеческий - раздается откуда-то из его туловища. Владик конвульсивно хватается за рясу Романа Андреевича: тот испуганно отскакивает назад.

Оксана вдруг смеется - противно, тоненько.

"Ко мне" - произносит она шепотом, но этот шепот перекрывает шум ветра.

Владик падает лицом в песок и сразу же поднимается, но уже не Владик, а волк, не настоящий, а скорее мультяшный, из "Ну, погоди!", только злой - его лицо выехало вперед, вытянулось и обросло коротенькой плюшевой шерстью, кожа стала синевато-серой, нос почернел. Волк смотрит на Романа Андреевича, морщится, показывая клыки с мизинец длиной. Ветер срывает с него рясу и уносит в небо; под рясой - лишь редкая шерсть, тело волка. Роман Андреевич пятится и падает.

Волк бросается к Оксане, она ждет, глядя в сторону, поставив корзинку у ног.

Видно, что в корзинке - сосиски в тесте.

Роман Андреевич ползет прочь по колючему песку; до него доносится треск, словно разрывают кусок толстой материи, но оборачиваться он не хочет.