Подземный переход, залитый маслянистым желтым светом, запах сероводорода – все как всегда. Стараясь дышать неглубоко, мы поднялись по лестнице и вышли на Невский проспект. Ранняя весна - или поздняя зима, толстый слой снежного месива под ногами, белое пустое небо и теплые нотки в потоке ветра с Невы. Мимо двигались бесконечные автомобили, покрытые грязью; навстречу нам шли сотни разных людей: в плюшевых и спортивных куртках, со спутниками и поодиночке, с белыми коробками в руках и без них.

Мы направились к Дому книги; на середине пути я почувствовал, что уже происходит или вот-вот начнется нечто особенное. Холодная радостная волна возникла во мне, почти сразу засомневалась и уступила место тревоге. Что-то неуловимое, нарастая, пугало меня; человек рядом со мной, похоже, ничего не замечал. Как свежая царапина на привычных фотоснимках, это заставляло меня смотреть по сторонам и обнаруживать все новые причины для беспокойства. Сначала цвета стали не те; хотя реклама оставалась красно-белой, а каша под ногами - коричневой, цвета эти словно обеднели, в них стало меньше оттенков.

Появился туман: плотный и зернистый, он вдруг поднялся от земли и скрыл из вида большую часть пейзажа; уже в двухстах шагах начиналась молочно-белая стена. Светофоры на перекрестках замигали красным.

Некий оглушительный и одновременно беззвучный хор стал нарастать в моей голове; в нем было торжество, и боль, и предупреждение… на секунду перед глазами вдруг возник алый водоворот, в котором мелькала белая плоть.

Я заметался по тротуару, толкая прохожих; тот, что был со мной, испуганно уставился на меня. Я вдруг с ужасом понял, что окна на всех домах нарисованные и плоские, лишенные пространства за ними, а сами здания на глазах меняются - они избавляются от кривых линий и слишком сложных архитектурных деталей… они упрощаются.

Проехала последняя автомашина, и проспект опустел; все звуки погибли, наступила тишина, лишь монотонно выл где-то ветер. Люди на тротуарах почувствовали неладное - одни остановились и стали оглядываться по сторонам, другие ускорили шаг и двигались дальше, вжав головы в плечи.

Непрекращающийся вопль в моей голове стал невыносимым, мне вдруг захотелось чесаться до крови, рухнуть на асфальт и кататься в слякоти, разинув рот. Воздух начал потрескивать, стало душно, как перед сильнейшей грозой, и меня толкнул, пятясь назад, какой-то парень - он испуганно смотрел на низкие угрюмые облака, заполонившие небо. Я оглянулся на Казанский собор: он уже стал угловатой пародией, сохранявшей лишь общие черты оригинала. Мне привиделось какое-то движение между колонн: суетливое и механическое. Послышались женские возгласы, обращенные в пустоту вопросы, я оглядел оцепеневший Невский и в этот момент, разрывая вопящую тишину, как момент истины, как удар ниже пояса и облегчение одновременно, все покрыл громоподобный рев, столь знакомый мне и столь неуместный здесь - рев ненависти, слепой и беспредметной, но от этого лишь более страшной, рев нечеловеческого существа, тут же слившийся со звуком мощной бензопилы, нет, не одной, а пяти или более.

Мои ноги подкосились, я упал на колени, отказываясь верить; с крыши Дома книги с характерным звуком выстрелила и со свистом понеслась ко мне по высокой дуге граната - черная точка, еле видимая на фоне серых бешено несущихся туч.

Три пильщика находятся на крыше Дома книги; еще с десяток, вероятно, в соборе. Я машинально подсчитывал их голоса, пока полз по снежной каше в укрытие - им мне послужила перевернутая кем-то в панике скамейка.

За первой гранатой следуют еще несколько; одна перелетает через меня и разрывается где-то позади; другая - два соединенных основаниями конуса из морщинистой стали, между которыми подсвеченная изнутри полоса алой пластмассы - гулко ударяется о камень прямо передо мной, подпрыгивает, завертевшись, вверх… я вжимаюсь в снежно-грязевую массу лицом… мощный удар горячего воздуха. Скамейка оказалась неожиданно прочной.

Гранаты прыгают, подобно теннисным мячам, по асфальту набережной, подлетая вверх на человеческий рост. Одна из них на лету взрывается напротив обратившегося в манекен мужчины в бежевой куртке… сквозь вспышку взрыва я вижу, как стена дома обильно окрашивается красным.

Вдруг все было оцепеневшее начинает двигаться и звучать: раздаются отчаянные крики, целая толпа людей пробегает мимо меня, роняя сумки и головные уборы. Сквозь хор ревущих пильщиков доносятся сирены.

Сзади - веселый и нервный смех, я оглядываюсь и вижу человека примерно моих лет, одетого в синее дедовское пальто; согнувшись от смеха пополам, он показывает прокуренными пальцами в направлении пильщиков; истерический приступ перестает душить его, и он говорит радостно:

- Это же Quake!!

Его глаза ищут в моих понимание и ответную радость.

Крупный и самодовольный пильщик подходит к краю крыши и, не раздумывая, прыгает вниз. Двадцать метров никогда не были чем-то серьезным для этих существ; он легко приземляется на асфальт прямо перед двумя женщинами… они вопят во все горло. Голоса у них не самые приятные. Пильщик смотрит на них, наклонив голову набок; затем он отворачивается, и уже совсем отвернувшись, легко взмахивает ревущей пилой с трехсантиметровыми зубами. В стороны летят руки, и внутренности, и дамские сумочки.

Тяжелая дверь магазина внезапно вылетает от страшного удара изнутри. Издавая металлическое бормотание, в образовавшейся дыре с торчащими по краям щепками возникает Гладиатор; он взбешен и не понимает, где находится. Сделав несколько быстрых шагов, монстр останавливается посередине проспекта, угрожающе поводя ускорителем.

По набережной канала приближаются две автомашины с мигалками. Водитель первой из них, поворачивая на проспект, видит Гладиатора слишком поздно, машину резко бросает в сторону, но ее задняя часть все же врезается в ногу чудовища. Багажник сминается, как бумага; не ожидавший удара Гладиатор с растерянным видом плюхается на асфальт; массивные полированные ступни мелькают в воздухе. Гримаса непонимания происходящего на его морде быстро сменяется предельной злобой; увидев такое, большинство пильщиков замолкает. Из автомобиля начинают беспорядочно стрелять; хлопки выстрелов звучат несерьезно. Одна из пуль вырывает из щеки Гладиатора кусок плоти; розовая кровь заливает правую половину его лица. Решив, что монстр более не опасен, один из милиционеров вылезает из машины, держа в вытянутой руке пистолет. Пильщики заботят его больше; он с опаской смотрит в их сторону, пригибаясь и оглядываясь.

Гладиатор выходит из ступора, чуть поводит стволом ускорителя и стреляет. Синяя спираль пришпиливает милиционера к двери "Жигулей" и вминает его внутрь; машина взлетает вверх, словно картонная коробка после удара ногой, переворачиваясь в воздухе, и падает в канал.

Я со всех ног бегу по набережной прочь от проспекта. Перестрелка позади снова ожесточается; на общем фоне выделяется звук ускорителя, сопровождаемый вспышками злого синего света. Пистолеты резко смолкают, и мимо меня по противоположной стороне канала проносится вторая милицейская автомашина, объятая оранжевым пламенем; она сворачивает в арку, врезается в стену и взрывается.

Подчиняясь внезапному порыву, я решительно перелезаю через угловатую решетку ограждения. Метрах в пяти внизу колышется черная поверхность воды, неподалеку находится мост, под который мне хочется заглянуть; я прыгаю вниз, и в четком соответствии с моими предчувствиями канал оказывается глубиной около полуметра, а прыжок вызывает в ногах лишь несильную боль, которая сразу проходит.

Тяжело передвигая ноги, я иду по центру канала. Вода не холодная и не теплая - она лишь мешает ходить и издает однообразный плеск. Дно совершенно ровное и твердое, сложенное из квадратных плит. Под мостом, там, где вода заканчивается, а почва образует небольшое возвышение, в воздухе на высоте метра висит, вращаясь, автомат; чуть поодаль на земле валяется батарея - зеленый параллелепипед со сложной ячеистой структурой. Он тускло светится в темноте. Я хватаю автомат, подсоединяю к нему батарею и снова бегу вперед, разглядывая замызганные стены в поисках лестницы, прижимая неестественно легкое, словно игрушечное, оружие к сердцу. Небо с оглушительным ревом распарывают пополам два черных силуэта, непохожих на самолеты; они исчезают, не успев появиться.

В воде догорают обломки первой милицейской автомашины.

Узкая блестящая лесенка обнаруживается за мостом на стене канала. Я взбираюсь по ней удивительно быстро и легко. Наверху я на некоторое время замираю, оглядываясь. Ближе к метро на восьмиугольных колесах стоит защитного цвета грузовик, из кузова прыгают люди в бронежилетах и касках, с оружием в руках; к ним направляются характерной своей походкой два пильщика. Еще один пильщик посреди перекрестка тащит за волосы верхнюю часть тела молодой женщины, оставляя на асфальте жирную красную полосу; на углу другой, ругаясь на своем диком наречии, вырывает из рук мужчины, одетого в защитный камуфляж, автомат Калашникова и тут же разбивает ему этим автоматом голову; крича, повсюду бегают по сложным траекториям люди. Справа на проспекте возвышаются два Гладиатора: они осматриваются, синхронно поворачиваясь.

Из плотного тумана с ревом вылетает ракета; она проносится мимо меня на высоте не более пяти метров, затем резко меняет направление, влетает в кузов грузовика и взрывается внутри. Я бегу к входу в метро, но вовремя замечаю пильщиков в вестибюле за разбитыми стеклянными дверями. После взрыва зебра пешеходного перехода завалена фрагментами трупов, а в воздухе висит плотная завеса из дыма и распыленной крови; отчасти благодаря этому мне удается удачно пересечь улицу, и я бегу прочь от перекрестка, попутно отмечая, что все двери магазинов, выходящие на проспект, нарисованные и их, само собой, не открыть.

Позади два Гладиатора наконец договорились о чем-то, подняли шестиствольные сверкающие пулеметы и стали выкашивать для себя дорогу в толпе. Пули с треском разносят людей на части; блестящие серебристые гильзы тысячами падают на асфальт.

Издалека я вижу понурую спину пильщика, который неторопливо спускается в подземный переход; значит, туда нельзя. Я поворачиваю направо, на Перинную линию, и, пробежав не более двадцати метров, чувствую неладное и поднимаю глаза.

Прислонившись к рекламному щиту, за мной наблюдает Танк…. Его синие глазки горят вполне дружелюбно, но смертоносное оружие без названия на его плече направлено в мою сторону.

Длинная очередь желто-зеленых плазменных спиц. Танк дергается, ослепленный внезапной болью, покачивается и недовольно урчит. Когда батарея кончается, я бросаю замолчавший автомат и бегу к спасительной колоннаде Гостиного двора. Танк дает мне всего одну секунду, затем две ракеты устремляются за мной, опалив черным веселую розовую стену.

Это стена банка… я ходил здесь когда-то, я смотрелся в его зеркальные окна.

В моей руке была коробка с ботинками - черными, красивыми, на весну, на осень…

Ударная волна поднимает меня вверх… пока мои глаза еще существуют, я вижу куски собственной плоти, они скользят по асфальту… с легким опозданием оглушительно и четко раздается треск… оказываюсь у стены универмага… в самом низу, на полу… и все заливает всепобеждающий алый.