Во стольном во городе во Киеве

У ласкового князя у Владимира

А явилося чудо неслыханное:

Наехало Идолище поганое,

Со своей ли ратыо силой великою.

В длину Идолище шести сажен,

В ширину Идолище трех сажен,

Глаза у него, как чаши пивные,

Меж ушами у него как сажень со локотыо

Меж ноздрями изляжет калена стрела.

Обставил ту силу вокруг Киева,

А на все же на стороны, а на шесть верст.

Не случилося у князя, у Владимира,

Дома русских могучих богатырей:

Уехали богатыри в чисто поле,

Во чисто поле уехали полякивать:

А ни стара казака Ильи Муромца,

А ни молода Добрынюшки Никитича,

Ни Михаилы не было Потомка Ивановича,

Убоялся наш Владимир стольно-киевский,

Выходил да ныне наш Владимир князь

Со своими подарками золочеными,

Что ль татарину он кланялся,

Звал он тут в великое гостьбище,

На свое было великое пированьице,

Во свои было палаты белокаменны.

Идет то Идолище поганое

А ко ласковому князю ко Владимиру;

Он сидит, ест-пьет да прохлаждается,

Над Владимиром князем похваляется:

«Я Киев град ваш в полон возьму,

А Божьи церкви все на дым спущу,

А князей, бояр всех повырублю».

По той тут дорожке по латынские

Идет тут калина перехожая,

Перехожая калика бродимая,

Сильный могучий ли Иванище;

Идет то калика перехожая

В меженной день по красному солнышку,

А в зимний день по дорогу камню самоцветному,

Гуня на калике сорочинская,

Шляпа на главе земли греческой,

А лапотки были из семи шелков,

Промеж проплетены камнями самоцветными;

Несет в руках клюху девяносто пуд;

Идет де старик, подпирается,

Ино мать-то земля колебается!

Идет тут Иванище по чисту полю,

А навстречу едет Илья Муромец:

«Ай же ты, каличище Иванище!

Ты откуль идешь, откуль бредешь?

Откуль бредешь, откуль путь держишь?»

«Я иду-бреду от города Иерусалима,

Господу Богу помолился,

Во Иордан реченьке искупался,

В кипарисном деревце сушился,

А ко Господнему гробу приложился»

И говорит Илья таковы слова:

«Давно ли ты бывал на святой Руси,

На святой Руси, во славном Киеве?

Давно ли ты видел князя Владимира

Со стольною княгинею Апраксою?

Все ли есть во городе во Киеве по-старому,

По-старому ли есть, по-прежнему?»

Да спроговорит калика перехожая:

«Ай же ты, старый казак Илья Муромец!

Недавно я был на святой Руси, третьягодня,

И видел я князя Владимира зерет

Со стольною княгинею Апраксою;

Над ними несчастьице случилося;

Не по-старому в Киеве, не по-прежнему:

Одолели поганые татаровья,

Наехал поганое Идолище.

Сидит татарин между князем и княгинею,

Не дает волюшки князю с княгинею подумати!

А по греху учинилося,

В Киеве богатырей не случилося».

Спроговорит Илья, да Илья Муромец:

«Ах ты, сильный, могучий Иванище!

Есть у тя силы с дву меня,

А смелости ухватки половинки нет!

Скидавай ты платье калическое,

Скидавай-ка ты гуню сорочинскую,

Разувай-ко лапотки шелковые,

Уступи-тко мне клюхи на времечко,

И надевай платье богатырское»...

И думал-подумал калика перехожая:

Не дать Илье платьица, так силой возьмет;

И скидывал подсумки рыта бархата,

И скидывал гуню сорочинскую,

И разувал лапотки шелковые,

И скидывал он шляпу греческую,

И одевал платье богатырское.

Обувал Илья лапотки шелковые,

Одевал гуню сорочинскую,

Надевал подсумочки рытого бархату.

Не дает ему каличище Иванище!

Не дает ему клюхи своей богатырской,

Говорит ему Илья таковы слова:

«Ай же ты, каличище Иванище!

Сделаем мы бой рукопашечный:

Мне на бою смерть ведь не написана,

Я тебя убью, мне клюха и достанется».

Рассердился каличище Иванище,

Здынул эту клюху выше головы,

Спустил он клюху во сыру землю,

Пошел каличище — заворыдал!

Илья Муромец едва достал клюху из сырой земли.

И пришел он во палату белокаменну,

Закричал Илья громким голосом:

«Солнышко Владимир столько-киевский!

«Принимай калику перехожую,

Корми-ка ты калину досыта,

Пои-ка ты калику допьяна».

Тут-то царские терема пошаталися,

Хрустальные оконицы посыпались

От того от крику от каличьего.

Тут татарин бросался по плеч в окно.

«Ай же вы, горланы русские!

Что вы здесь заведали?

Что вы стали по часту учащивать?

Ступай-ка, калика, прямо во высок терем».

Приходит калика во высок терем,

Крест-то кладет no-писанному,

Поклон-то ведет по-ученому,

Здравствует князя с княгинею,

А тому ли татарину не бьет челом!

Говорить Идолище поганое:

«Ай же ты, калика русская,

Русская калика, перехожая!

Скажи-ка, калика, не утаи себя,

Какой есть у вас на святой

Руси Старый казак Илья Муромец?

Велик ли он ростом собою есть?»

Говорит ему Илья таковы слова:

«Толь велик Илья, как и я,

Мы с ним были братьица крестовые».

Говорит ему Идолище поганое:

«Помногу ли Илья ваш хлеба ест,

А и много ли пьет зелена вина?»

Как говорит ему Илья, Илья Муромец:

«Уж он хлеба-то ест по три колачика,

А напиток пьет по три рюмочки».

Говорит ему Идолище поганое;

«Экой ваш богатырь Илья! А я то,

Идолище поганое,

Я по хлебу кладу за щеку,

А по другому кладу я за другую,

Лебедь белую на закусочку,

Ведро мирное на запивочку!»

Говорил ему Илья таковы слова:

«Как у моего было у батюшка

Большебрюхая коровище-обжорище,

Она много ела, пила, да и лопнула!»

Это слово Идолищу не слюбилося:

Схватил тут он ножище-кинжалище

И махнул он калику перехожую

Со всей со силушки великие.

И пристранился Илья Муромец в сторонушку малешенько,

От того от ножика отскакивал,

Колпаком ножик приотмахивал.

Пролетел ножик во дверь белодубову,

И выскочила дверь с ободвериной!

У Ильи Муромца разгорелось сердце богатырское,

Схватил с головушки шляпу земли греческой

И ляпнул он в Идолище поганое,

И рассек он Идолище на полы.

А как выскочит он да на широк двор.

Взял же он клюхой было помахивать,

А поганых татаровей охаживать,

А прибил он всех поганых татаровей,

Не оставил поганых на семена,

А очистил Илья Муромец да Киев град,

Он избавил солнышка Владимира

От того было полону великого.

Тут же Илье Муромцу и славу поют.