В самом начале существования человека как существа разумного и общественного, бушевали принципы естественного отбора и заботы о продолжении рода. Учитывая общественность первобытного человека, это означало, в первую очередь, что на привилегированное положение в племени-семье мог рассчитывать самец, обладающий несомненными личными достоинствами, причем демонстрируемыми прилюдно.
Достоинства вроде умения подсидеть ближнего своего не котировались, хотя бы в силу того, что означенный ближний сваливался со своей иерархической ступеньки как бы самостоятельно, что не прибавляло видимых достоинств виновнику этого падения, а потому было в плане личной карьеры вождя или мачо достаточно бесперспективно. Исключением было бы дисквалифицировать в этой гонке за лидером всех членов племени более высокого статуса и добиться верховного положения по принципу "на безрыбье и рак - рыба" но в этом случае у всего племени оставалось не так уж много шансов на выживание.
Прошли тысячелетия, различия между людьми усугубились огромным количеством привходящих обстоятельств, начиная от многочисленных национальных особенностей и заканчивая неравенством имущественным, сословным и попросту умственным, но главный принцип, принцип ЛИЧНОГО превосходства (хоть в чем-то, хоть перед кем-то) оставался главным двигателем социального прогресса. "Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе", "лучше умереть, чем потерять лицо" - это грани одного кристалла, и кристалл этот - личное положение среди соотечественников.
Дополнительными факторами в этом принципе - принципе личного первенства - были:
- принципиальная возможность выживания как отдельного человека, так и отдельной семьи в условиях само- или принудительной изоляции от остального общества, например, в отшельничестве или лесном промысле, если человека или его семью изгоняют из общины или он по каким-то причинам оказывается в незнакомой необжитой местности;
- принципиальная возможность собственными силами и достоинствами (иногда - сугубо сексуального характера) получить достаточно высокое положение.
Дополнительными последствиями в этой гонке остались (с древнейших времен):
- отсутствие трепетного отношения к собственной жизни;
- полное пренебрежение к жизни чужой.
Прошло еще время. В Европе грянула эпоха христианства. Новая философия учила, что жизнь - лишь подготовка к другому существованию, что, по идее, должно было усугубить первое из перечисленных последствий, но не усугубило. Жизнь, видите ли, объявили мало того, что собственностью только Божьей (а что такое чужая собственность, люди уже успели уяснить), но и подготовкой к этому самому загробному вечному блаженству, которое надо было успеть заслужить. Вывод - раньше времени терять жизнь не стоит, вдруг еще не заработал райскую прописку? Еще эта философия учила, что чужая жизнь - не менее неприкосновенна, чем твоя собственная, что должно было напрочь снять второе последствие - но не сняло, поскольку, делая послабление человеческой натуре, разрешило считать отнятие жизни у людей недостойных (а судьи - кто?) делом вполне богоугодным. И самое главное, что сделало христианство, это подтверждение и усиление принципа личной значимости и личных достоинств, как имеющих единственную значимость при переходе в мир иной. Достоинства же, которые следовало культивировать, определялись, естественно, обществом, и, естественно, относились к тем, которые для общества были полезны либо хотя бы безопасны. Разумеется, внутри любого общества существуют субкультуры, иногда даже антагонистичные культуре породившего их государства, и тогда достоинства, надлежащие членам такого подмножества, начинали выглядеть довольно причудливо. И все же, еще долгие века культура самых разных народов, в том числе и христианских, опиралась на принципы личного соответствия определенным канонам, идеалам лучшего представителя своего народа, сословия, касты, профессии - нужное подчеркнуть.
Среди европейских народов первыми это правило нарушили христиане, более того, именно служители Христовы, иезуиты, первыми среди европейцев новое правило сформулировали. Звучало это правило просто: "цель оправдывает средства". Только имелась ввиду тут уже не личная цель, а интересы вполне определенного клана. Рыцарские принципы личной доблести не смогли ничего противопоставить этому жесткому правилу. Многократно кем только ни проклинаемое, противоречащее всем канонам личного достоинства, оно разом проложило настолько жесткие границы между разными культурами и разными субкультурами, что они не могут быть преодолены до сих пор, поскольку общественные интересы любой, самой маргинальной группы по определению оказываются сильнее любых, самых человеколюбивых принципов самого продвинутого, но одиночного деятеля.
Пока сталкивались личные амбиции каких-либо персоналий, будь то короли, предводители разбойничьих шаек или сыновья-наследники удельного князя, личностный принцип позволял им самим решать, принять чью-то сторону или остаться в стороне, искать личной славы или личного обогащения, либо вообще заняться личной жизнью. Примат общества над личными амбициями принес сразу несколько последствий, ставших очень далеко идущими.
Первым последствием следует назвать, как ни парадоксально, снижение общей упорядоченности жизни. В самом деле, если личность стала играть в отношении группы или идеи роль обслуживающую, все, что не относится к прямым "служебным" обязанностям теряет значение. Личные качества отныне становятся значимыми только в контексте соответствия выполняемой функции, а личное достоинство (ощущение собственного соответствия неким личностным стандартам) становится потенциально мешающим исполнительской деятельности фактором. Поскольку при этом личные желания и потребности никто не отменял, а их исполнение перестает быть значимым в плане общественного статуса индивида, человек попадает в ситуацию внутреннего конфликта: все, что относится к функциональной деятельности в обществе, жестко регламентировано, но все, что относится к личным устремлениям, переходит в его абсолютно никого не касающуюся жизнь. Если вдруг эти интересы начинают пересекаться, человек ставится на грань выбора перед предательством либо интересов общества, либо собственных интересов. На самом деле, выбор этот в достаточной степени искусственный и не возникал бы, если бы по-прежнему ключевым моментов в жизни человека было бы соответствие личному представлению об идеале человека, сформированном обществом. В том же случае (т.е. в нашей реальности), когда такого идеала нет, а декларируется абсолютная свобода самовыражения, деятельность человека в рамках его профессиональной деятельности регламентируется только достижением им поставленной задачи - любыми средствами и с любыми издержками.
Вторым следствием следует назвать возрастающее одиночество человека среди себе подобных. Даже при осуществлении в его жизни соревновательных элементов - личной карьеры, завоевания прочного финансового положения, доказательства своего сексуального превосходства, - ему не с чем себя сравнивать. Ориентиры сняты; все - для достижения цели; не можешь быть лучше - обмани, притворись, все средства хороши. Вокруг него нет людей, с которыми он может соревноваться в достоинствах, потому что достоинства не заявлены, а есть только количественные мерила соответствия конечной личной цели: ступенька карьерной лестницы, количество соблазненных сексуальных партнеров, счет в банке или сумма наличных в чулке. Вокруг него нет людей, а есть только объекты для использования на пути к цели: количество разоблаченных еретиков или врагов народа, потенциальных партнеров и соперников, покупателей и избирателей. Он один - против всего остального мира и перед своим Богом... ну, или работодателем.
Третье следствие - возросший беспредел в достижении цели. Если при личностной ориентации человека немыслимо было отступать от кодекса ведения войны, или личных поединков, или даже просто так называемой "честной драки", где личность выходила против личности, чтобы выяснить, кто сильнее, то при подходе "цель любой ценой" становятся не только допустимы, но и жизненно необходимы принципы ведения войны с бомбардировками "на кого Бог пошлет", уничтожением мирного населения, шпионами среди чужих и среди своих, уничтожении соратников ради перестраховки и прочая, и прочая, и прочая... И когда начинаются теракты, следующие тем же самым принципам - цель оправдывает средства, ради того, чтобы получить желаемое, мы пойдем на что угодно - это, как ни ужасно это выглядит, всего только другая крайность, другая грань того же кристалла, что и присвоение чужого любой ценой, что и достижение своего высокого положения путем обмана, подкупа и шантажа, что и пресловутая "честь мундира", не позволяющая "сдавать своих", заслуживающих не то, что отлучения от должности, но и суда.
Четвертое последствие должно было бы наступить - по всем правилам логики развитой Утопии, но - увы. Должно было наступить подчинение личных интересов общественным, первичность общечеловеческих или хотя бы государственных интересов перед личными, типа "жила бы страна родная - и нету других забот". Не наступило. И не наступит, потому что общество состоит не из одной группировки, и классовое строение тут только одна из сотни спиц, держащих обод этого колеса. Человеческое общество не может быть однородно, потому что существует незыблемое правило: движение и развитие существует, пока есть разность потенциалов. В однородном обществе сразу наступит "тепловая смерть", как в замкнутой системе, где энтропия завершит свое "выравнивающее" действие. Пока же есть различные группы, у них будут различные интересы, различные цели, которые потребуют от своих исполнителей недюжинной изворотливости, чтобы примирить средства их достижения с законами всего государства (или научиться их обходить), да еще и с личными потребностями и желаниями, которые, как я уже сказала, никто пока не отменил и в обозримом будущем отменить не сумеет.
Восточный мир в лице, к примеру, Японии и Китая довольно долго умудрялся сохранять состояние личного соответствия сформулированным обществом требованиям. Развитая иерархия с принципами обязательного личного подчинения и верности, строгие кодексы чести для каждой группы включали самые разные способы достижения целей разрешенными (в рамках принадлежности к данной группе) способами. Представление о том, что достойно не дорожить ни своей, ни чужой жизнью, если нужно выбирать между следованием правилам (государственным ли, профессиональным ли, или даже просто индивидуальным) и смертью, удачно подтверждала религия, основанная на постулате многократного перерождения после смерти. Достойная - значит, следующая строгим канонам жизнь (даже жизнь наемного убийцы, которому для достижения цели правилами профессии дозволялись любые методы, или жизнь гейши, торгующей собой, или жизнь содержателя опиумного притона, или даже жизнь простого вора), давала человеку надежду на более удачное следующее перерождение, а несоблюдение правил группы, к которой он принадлежал, грозило, во-первых, долгим очищающим наказанием на том свете перед следующим перерождением и жалкой жизнью в новой ипостаси. Примерно так: ты можешь заниматься любым делом, даже противозаконным, но должен делать это по определенным правилам, тогда тебе обеспечено хорошее существование в будущих жизнях.
Общественное в жизни последователя правильной жизни, то есть жизни по строгим правилам, присутствовало в обязательном порядке. Напомню, что идеал, которому надлежало следовать, формировался именно обществом, и общество в целях самосохранения не могло не заложить в него, в этот идеал, требование быть искренним патриотом своей страны и верноподданным ее текущего правителя. Бунты против вышестоящих властей возникали, но как правило тогда, когда эти власти сами тем или иным образом нарушали канон или традицию.
Пришествие западной цивилизации в эти страны смешало понятия, вынудило сначала верха, а потом и низы отступить от многовековых правил поведения. Когда ломается представление одного человека об окружающей его действительности, это приводит к трагедии: человек либо ломается сам, либо начинает ломать все вокруг. Если целые народы вдруг теряют или отбрасывают внутренние сдерживающие мотивы, предписанные традицией, оставляя на первом месте представление "о должном", они могут или пойти очень далеко по пути прогресса, но потерять свою "самость", или начать представлять для остального мира существенную угрозу. Так случилось с Японией незадолго перед первой мировой войной, и только накопленное к тому времени европейской и американской цивилизацией реальное "физическое" превосходство не позволило ей стать империей, аналогичной Британии времен ее величия.
Китай же успели поделить и переварить до того, как он стал иметь хоть какой-то более-менее серьезный вес в политическом мире. Десятилетия, проведенные сначала в качестве колонии, потом - в качестве полигона чуждой идеологии должны были выбить из менталитета жителей Поднебесной вредные для сначала "туземного", а потом социалистического сознания представления о том, что достойно, а что - нет. Должны были - но не выбили. Века - это не десятилетия. Даже те китайцы, что разбрелись с торговлишкой по всему миру, что создали чайна-тауны во всех мало-мальски крупных городах мира, вроде бы подчинившись правилам принявших их стран, тем не менее, продолжают следовать не представлениям о высшей ценности собственной жизни и свободы, а неписаным правилам своего народа и своего клана, поступая не так, как хочется, а так, как положено при их профессии в стране нынешнего обитания. Положено, скажем, самой профессией торговцу подстраиваться под представления покупателя - покупатель получит того, на кого рассчитывал: русский - хама и жулика, немец - предупредительного и честного купца. Принцип, я думаю, ясен. Но не стоит забывать и то, что сломленный некогда Китай все более прочно стоит на собственных ногах, что он лишился прежних сдерживающих представлений о мире вне своей страны, а потому вполне способен начать не только торговаться, но и диктовать свои условия.
Сама же Америка представляет интенсивно развивавшийся на протяжении не столь уж большого в историческом масштабе времени осколок Европы. Она легко пренебрегла всеми еще оставшимися в подсознании "родительницы" ограничениями и правилами, но переняла все ее возможности. Ну, и вот результат: страна, диктующая миру правила, но сама этих правил не признающая, достаточно сильная, чтобы угрожать кому угодно, но не имеющая (и не желающая иметь) рычагов воздействия на собственные коррупционные или противоправные структуры, страна, где личная свобода - единственный Бог и смысл существования всей страны, а правила для личности диктует не общество, а левая пятка самой личности. Кто-то скажет: "Но ведь это здорово!" - не зна-а-аю... Для кого здорово? Для американцев? То-то правительству приходится идти на всевозможные ухищрения, чтобы поддержать страну "в тонусе", не дать ей окончательно погрязнуть в сытом созерцании собственного пупа, перемежающемся попытками съесть бизнес соседа. Для остального мира? Ну, тут (по крайней мере, у нас в России), по-моему, разночтений не наблюдается.
Что же с Россией?
Ну, во-первых, России, что была до СССР, нет. СССР разрушил прежние запреты и правила, вывел страну в режим беспредела, а потом установил свои ограничители и свои цели. И цели эти оправдывали любые средства. Пока что, вроде бы, европейский тип развития... Но именно "вроде бы". Потому что СССР, как и страны азиатского менталитета, внедрял личные ориентиры, личностные стандарты, а не ориентацию на "пользу дела". Восточный путь? - опять нет. Правила поведения восточного человека основаны на опыте жизни поколений и поколений, на традициях, на внутренней убежденности. В СССР таких правил быть не могло в силу, как минимум, кратковременности его существования в историческом масштабе. То, что надлежит гражданину, еще не могло быть на уровне социального инстинкта, а потому государство допускало, что убежденность будет только на словах, лишь бы высказывали именно то, что требуют, а не то, что чувствуют. Кроме того, правила жизни и убеждения восточного человека очень сильно зависят от его профессии, от профессионального долга. В СССР же профессия была в значительной мере делом произвольным; учившийся на врача становился милиционером или писателем, учившийся на музыканта - бухгалтером или продавцом... Что уж говорить о "государственных людях" - в любой момент им могли поручить любое дело. И с потерей лица в СССР обстояло, честно говоря, плохо: чтобы тебя уволили, ты должен был не завалить порученное дело, а совершить преступление или негативно высказаться о государственной системе. Все остальное тебе прощали и государство, и общество, и профессиональный цех, не говоря уж об остальных гражданах.
Система внутренних запретов за 70 лет хоть и со страшным скрипом, но уже почти сложилась в обществе, как вдруг в одночасье политическая система, ее породившая, склеенная из благороднейших побуждений, благих пожеланий, сохраненных с дореволюционных времен представлений о честности и долге и благоприобретенных представлений о приоритете общественного над личным - и из двойных стандартов, двойной морали и неуважения к собственному правительству и образу жизни, развалилась. Внутренние барьеры, порожденные потребностями этой системы, пали вместе с ней, зачастую увлекая за собой и наследие прежней России - систему общечеловеческих ценностей и моральных запретов. У нас было два пути: отбросив старые принципы и правила, начать строить новые на фундаменте неизбывного коллективизма пополам с потрясающей весь мир живучестью и наплевательским отношением к ненормальным условиям жизни. Мы этого не сделали. Мы потащили в новые условия старые правила и предрассудки, реанимировав заодно худшие из правил России старой: почитание чиновников любого ранга, суеверие, надежду на "авось", ту простоту, что хуже воровства и огромное желание поручить думать за себя кому-нибудь другому (надо полагать, чтобы было кого потом обвинить в наших бедах). Из советских же времен мы нежно забрали святую уверенность в том, что "солдат спит - служба идет", что "где бы ни работать - лишь бы не работать", что государство обязано нам предоставить условия существования, а мы обязаны ходить на работу и делать вид, что работаем. Это - ПРАВИЛА, по которым большинство из нас предпочитает жить. И государство пока что не считает нужным как-то на эти правила влиять. Скорее всего, оно просто не знает, как это делать, а западный мир, на который мы сейчас держим равнение, нам этого подсказать не может, потому что сам давно уже потерял способность управлять внутренней жизнью своих граждан.
Что же делать? Может, обратиться к опыту правительств той же Японии или того же Китая, которые умудряются влиять на представления своих граждан о должном и правильном? Или, если будем опять искать свой собственный путь, хотя бы попробовать самим понять, а ЧТО именно представляет из себя тот идеал, по которому наши сограждане сверяют свою жизнь, и те правила, которые мы хотели бы сделать их внутренними правилами жизни? Только нужно не забывать, что этот идеал и эти правила должны учитывать весь накопленный человечеством опыт - и к тому же быть жизнеспособными в современных условиях.