|
А я на митинги хожу, стою у самой, блин, трибуны,
Смотрю я, кто во что обут, все речи слушаю подряд.
А на трибуне, блин, стоят одни народные трибуны,
И говорят, и говорят, и говорят, и говорят.
Один кричит: взойдет она, звезда пленительного счастья,
Другой кричит: у той звезды пересчитать бы все концы.
Один кричит: ко всем чертям все эти органы и власти,
Другой кричит: все эти органы и власти - молодцы.
А у меня с собой бутылочка зубровочки в кармане недырявом,
И я тихонечко зубровочку из горлышка топчу.
Я не хочу ни в центре быть, ни быть ни левым и ни правым,
Я просто, просто жить хочу, а чтобы нет - так не хочу.
У телевизора сижу я, блин, у самого экрана,
Смотрю я, кто во что одет, программы все смотрю подряд.
А на экране каждый день одни воюющие страны,
И говорят, и говорят, и говорят, и говорят.
Один кричит: две пули в лоб, но полушарья не задело,
Другой кричит: шары залил и сам наткнулся на кинжал.
Один кричит: он пострадал за наше общее за дело,
Другой кричит: железный дух, боец - кремень, кинжал сломал.
А у меня с собой бутылочка перцовочки в стакане неразбитом,
И я тихонечко перцовочкой от насморка лечусь.
Я не хочу ни быть борцом, ни быть героем, блин, убитым,
Я просто, просто жить хочу, а чтобы нет - так не хочу.
А я на кухню захожу, сажусь у самой, блин, кастрюли,
Ломаю крупно черный хлеб и солью крупною солю.
А за окном бушует жизнь и тихо гадят птицы гули,
А я половником ем суп и вас отчаянно люблю.
За то, что прежде вы всего... что прежде вы... ну, все такое,
За то, что были мы всегда, а может, есть, а может, нет...
Гляди-ка, митинг за углом! Все-все-все-все, я исчезаю,
Но выключаю за собой я телевизор, газ и свет.
|
