Сперва так оно и было. Бог летал себе над водами безбрежными, и ни о чем не думал. Да и о чем Ему было думать, если ничего вокруг не было?

Так оно бы и было, верно, до селе. Ежели бы не налетел Бог в сущей тьме предначальной на нечто твердое. Ощутимо твердое.

Вот это ничего себе Я присаянился,  сказал Бог, потирая… ну, Бог Его знает, что там он потирал.

Так было впервые сказано Слово. С него все и началось.

…

«Присаянился»  это, верно, было сказано лишь потому, что Бог тогда еще не придумал других слов. Но с тех пор то место, на котором Бог прервал свой нескончаемый полет из ниоткуда в никуда, стали звать Саянами.

Он стоял на самой верхушке Са­ян, и озирал Ничто. И стало Ему скучно.

Както все это… необустроено,  говорил Он сам с Собой. – Словно и не касалася тут рука чело… хм… творческая. О чем бишь это Я там подумал? Мысль какаято была интересная. Ладно, потом, потом. Сперва – за дело.

И Бог взялся за дело. Засучивши рукава. То был понедельник, день  тяжелый. Это нам он тяжелый, а представьте, каково Ему было? Сделать из Ничего – Нечто!

…

Но Бог, как известно, всемогущ. И всеведущ. Если нет ничего – Он придумал, что надо, и что надо сделал. Уважаю. Нешаблонность творческого мышления – это стоит уважения.

Землю от хлябей отделить – раз. Расположив на Земле множество всяких объектов недвижимости, Бог вошел в азарт, и заселил их разномастными обитателями. От тараканов до бегемотов. И неизбежен был окончательный шаг.

…

Ну ладно,  рассуждал Он. – Все это красиво, идиллия и гламур. Но неужто же не будет никого, кто мог бы оценить Мое творение?

И Бог взялся за дело. Последний Его проект должен был поражать воображение. Даже Божественное, чего уж там. Ему надо было, чтобы новый обитатель Его мира был способен размышлять. Хотя бы отчасти как Он Сам, этого мира творец.

Проект по первости Богу понравился. Настолько, что Он, спо­ласкивая руки от засохшей глины, размышлял с удовлетворением: «Ну вот и ладненько… мы славно поработали, и славно отдохнем».

…

С отдыхом, однако, как­то не заладилось.

Запущенный Богом Его последний проект использовал свои преимущества по полной. Слишком слабый телесно, чтобы рвать на куски саблезубых тигров, он быстренько придумал себе всякие приспособы, чтобы этих тигров отваживать. Саблезубые тигры как­то очень быстро исчезли с лица земли. Их менее зубастые собратья забились в глухомань, и старались с оголтелыми не связываться.

Быстро упорядочив проблему отношений с хищниками, люди очень скоро взялись друг за друга. Вот это Богу явно не понравилось. Слишком уж они упоенно лупили по голове друг друга чем ни попадя. При этом весьма изобретательно придумывая все новые и новые средства и способы умервщления себе подобных.

…

Гдето между изобретением лука и стрел и созданием первой секиры «цзыу юаньян юэ» Бог крепко задумался. Может, Он как­то невнятно рассказал людям, в чем их предназначение?

И Бог прервал  Свой заслу­женный отдых.

…

Возник, правда, вопрос – в каком видеобличье к людям являться и с ними объясняться?  С одной стороны, надо внимание привлечь, с другой – не напугать до смерти, чтобы были в состоянии слушать и внимать.

И, в первых раз явившись к людям, Бог Воспламенел.

В виде горящего куста Он явил­ся перед Мойшей, который как раз в ту пору заплутал со своими сподвижниками, выбираясь из Египта. «Заколебал, чертов Сусанин»,  орали Мойше сподвижники. Он сбежал от них, забравшись на высокую гору… и только отдышался – перед ним вспыхнул куст и заговорил почеловечьи. Велев все сказанное тут же стенографировать, чтоб не забыл.

Мойша и так­то был не весьма грамотен, а с перепугу еще и напутал все, торопливо корябая писалом об камень. Да еще, возвращаясь назад, поронял все написанное, и порастерял. В общем, сподвижникам своим он рассказал все им услышанное на память. Те махнули рукой, в конце концов Мойша все же после шокирующей встречи и дорогу вспомнил, и привел сподвижников куда они направлялись. За доброе дело Мойше назначили общественный пенсион, а записи его сложили в сундук и поставили в храме. Особо не задумываясь, что там написано.

…

Первый блин комом. Но Бог не унывал: не мытьем, так катаньем! Вторично явился к людям Он в образе человеческом, то есть Вочеловечился. Справедливо полагая, что нечего народ пугать, и раз­говаривать с ними надо равным с равными, полагаясь именно на разумность. Но, столкнувшись с множеством людей, с их реакцией на Его, в общем­то, немудрящие, простым языком излагаемые истины, Бог озадачился. На всякое свое непотребство у них было оправдание! Ограбить кого-то, обокрасть, убить – на все у них есть ссылка.

Кончилось все тем, что надоело людям слушать про себя правду-матку, и пошли они привычным путем. «Тоже мне, нашелся тут умник,  ворчали они, расходясь с пригорка, где стоял столб с перекладиной, на котором подвесили надоеду. – Коли такой умный, почему не богатый? Ну­кось, сними себя отсюда! Так и будешь висеть, пока не помрешь!»

Помереть, конечно, Богу не дано. И со столба Себя Он, конечно, снял. Но ясно было, что очередная попытка достучаться до разума неразумных пошла прахом.

…

«Ну хорошо,  думал Бог,  сказанному они не верят. Верят только писаному. Идея! Будет им писанное – Я сказал!» И Бог Вокнижился.

Книга эта буквально упала под ноги караванщику Махмуду. Тот ее поднял с песка, покрутил в руках, хмыкнул… «Заумь какая-то»,  пробормотал Махмуд, сунув книгу в седельный мешок. Вечером на привале о находке рассказал спутникам. Те заинтересовались, захотели книгу у него выцыганить: сувенир, как­никак. Не договорились. Поругались. Подрались. Махмуду кричали: «Да подотрись ты своей книжонкой!» «Ах так, кричал он в ответ,  да я с этой книжонкой в люди выбьюсь, не то что вы, обормоты безграмотные!» Надо сказать, в люди Махмуд выбился. И в большие. Только вот прочитать книгу так и не собрался. Не любитель был он читать. Так и осталась книга сувениром... а потом и вовсе потерялась.

…

Бог отчаялся. Отчаялся? Ну, что­то вроде того. Он, конечно, вечный. Но столь же вечна, как Он понял, и непрошибаемость безумия разумных людей. Уже не было сил Ему предаваться заслуженному отдыху. Ибо понял Он, что получилось что­то не совсем так – или же совсем не так – чего Ему хотелось. Он уже не мог уйти из созданного Им мира – пусть не исправить его, не наставить всех на путь истинный… но хоть поглядеть, как там оно все будет дальше твориться. И Бог Вобайкалился.

Близ того места, на которое он во тьме предвечной налетел, прервав свой бесконечный полет из ниоткуда в никуда, Он стал Байкалом.

Упираясь в Саяны, лежит Он и грустно смотрит на сотворенный Им мир. На людей, которым Он дал так много – и которые так бездарно и бессмысленно распорядились Его даром. Люди часто бывают возле Него. И так же точно, по неискоренимой своей привычке, гадят там, где стоят.

И лишь некоторые, вдруг остановившись, присев на камушек, глядят на Байкал и что­то начинают понимать. Смутно. Несвязно.