К восьми вечера томительное ожидание достигло апогея. Избирательные участки закроются еще только через два часа, а итоги будут в первом приближении известны лишь в девять утра. Все это время Корневу предстояло провести без сна, в мучительных раздумьях о своей будущей судьбе.
Он был уже изрядно пьян, но водка не помогала. Бешеный темп предвыборной гонки вымотал его настолько, что он, казалось, был готов уснуть в любом месте и в любой обстановке. Но сон не шел, в голову лезли мучительные мысли – о вложенных в выборы деньгах, среди которых ему принадлежала лишь мизерная часть, об обещаниях, данных большим людям, о том, что с ним будет, если он не пройдет...
Корнев представил себе сумму долга, которую могут с него спросить, и ужаснулся. Азарт последних трех недель заставлял его разбрасываться деньгами налево и направо – ежедневные встречи в ресторанах, переговоры в дорогих гостиничных номерах, виски, джин, коньяк, какие-то безумные развратные девки, специализирующиеся на пиар-технологиях... Выборы закрутили его в невиданном до сих пор в его жизни круговороте, из которого, казалось, не было выхода,
Он послушал новости. Народ на избирательные участки шел вяло, и это делало его шансы еще более неуверенными. Жалкие двадцать процентов так называемого "электората" могли поставить галочки так, как их душе захочется, что превращало все многозначительные договоренности в пыль. Корнев вгляделся в старичка, которого старательно снимал телевизионный оператор, и в сердцах плюнул – старик, естественно, был за коммунистов, а, значит, за честного бизнесмена не проголосует никогда.
Он в тысячный раз пересек небольшую комнату предвыборного штаба. В полумраке на стенах тускло светились образцы листовок, показавшихся ему сейчас на редкость глупыми и примитивными. Он вспомнил разбитного мальчишку, напросившегося к нему на должность начальника штаба, и витиевато сматерился – лучше бы он взял кого-нибудь из старой команды... кого еще не убили, конечно.
Он поежился, представив, как смотрит в ствол пистолета, направленного киллером. Нет, проигрывать ему нельзя никак. Но ждать тринадцать часов, бегая по офису – это невыносимо.
Он вдруг понял, куда он должен пойти. Стремительно оделся, кивнул дремлющему вахтеру, вышел на улицу. Дул ветер, временами пробрасывало то ли дождь, то ли снег. Он мигнул сигнализацией машины, потом махнул рукой - он был пьян, в городе полно милиции. А конкуренты ждут не дождутся, чтобы поймать его на какой-нибудь глупости. Да и идти было недалеко.
Он прошел мимо офиса энергетической компании, ярко сияющего синей подсветкой. Вот кому на все наплевать – что кризис, что выборы. Поставили трех своих кандидатов – и ведь все трое пройдут... даже не напрягаясь. А он должен нервничать, бегать, ставить на карту и бизнес, и жизнь...
Впереди показалась река – от нее веяло холодом, и он вздрогнул, вспомнив, как еще каких-нибудь десять лет назад любимой расправой с конкурентом было отправить его на дно с тазиком бетона на ногах. Сейчас все изменилось, конкурентов просто так уже не топят в речке, предпочитая договариваться, а вот за серьезные косяки расстреливают в рабочем кабинете. Чтобы было понятно, кто и за что. Прокурор отмажет.
В храме было жарко. Ярко горели свечи, отбрасывая неверные тени на стены. Корнев неумело перекрестился, с трудом вспомнив, что надо справа налево. Кивнул стоявшей у стены монашке, преодолев желание кинуть ей десятку, и прошел внутрь.
Народу было на удивление много. Он посмотрел на согбенные спины, удивился тому, что почти все присутствующие были в костюмах. Даже дамы оказались наряжены в строгие деловые одежды, которые смотрелись крайне дико в сочетании с черными платками. Все молчали. Откуда-то сверху доносилась тихая музыка.
Он присмотрелся к соседке, стоящей на коленях, и вдруг узнал в ней Лариску – малоперспективную кандидатку, идущую по другому округу. Она была женой бизнесмена средней руки, торговавшего автомобилями и ничего не соображающего в политике, и изменяла ему в каждый удобный момент - как Корнев предполагал, чисто из любви к искусству и невыветрившегося воспитания девочки из рабочего поселка. Шансов у нее почти не было – с ней в округе бодался крупный во всех отношениях человек с железной дороги. Что Лариска делает в церкви, он не совсем понимал – никакого особого усердия в вере за ней никто никогда не наблюдал.
Он сделал шаг к Лариске и опустился на колени. С пола шел пронзительный холод. "Не топят тут, что ли", - нервно подумал Корнев. Он незаметно ткнул Лариску в бок – та повернула голову, удивлено приподняла брови и вдруг улыбнулась какой-то совершенно похабной усмешкой. Он открыл рот, чтобы поздороваться, но в этот момент все вздрогнули от громкого треска, донесшегося откуда-то сверху.
Корнев посмотрел вперед и вверх. На уровне центральной иконы, опираясь ногами на царские врата, стоял человек. Он выглядел настолько противоестественно в этом месте, что Корнев сначала помотал головой, подумав, что ему привиделось. Нет – крупный мужчина в костюме топтался по навершию царских врат, держась руками за края иконы. Смотрелся он как нелепая пародия на распятие – Корнев не удержался и прыснул в кулак.
- Братья и сестры! – заговорил человек, и Корнев вдруг понял, что это сам Мишанин.
Мишанин легко спрыгнул вниз, громыхнув ботинками – как будто не было в нем сорока лет и сотни кило веса. Огляделся, легко залез на алтарь и оглядел всех.
- Братья и сестры! То, что вы тут оказались, свидетельствует о том, что вы умеете держать нос по ветру. И это хорошо. Но сегодня мы должны сделать выбор – кто пойдет с нами, а кто будет и дальше, как говорится, сосать сникерс.
Корнев с удивлением посмотрел на Мишанина. В жизни тот не отличался складностью речи и говорил коряво, короткими рублеными фразами, с трудом сдерживая связывающие их маты. Сейчас же он шпарил, как по писаному, иногда встряхивая отросшими волосами. Все собравшиеся напряженно слушали губернатора. Корнев осторожно повертел головой – да, в зале была значительная часть кандидатов. Три человека, поставленных энергетической компанией, стояли на коленях аккурат за ним и качали головами в тон каждому слову Мишанина.
- Есть среди нас такие, кто еще не проникся, - Мишанин почему-то посмотрел на Корнева, и тот сразу вспотел. – Однако задатки у них неплохие, и стоит дать им шанс. Может быть, и из них выйдет толк.
Мишанин снова встряхнул волосами, и Корнев вдруг увидел у него на голове пару аккуратных рожек. Странно, что он не замечал их раньше – впрочем, ему никогда не удавалось оказаться позади губернатора или даже рядом с ним. Он нерешительно перекрестился и вздрогнул от окрика Мишанина:
- Крестись, падла, крестись. Я тебя так перекрещу – своих не узнаешь.
Лариска обернулась и сделала ему рожу. Корнев вспотел еще больше, понимая, что ничего не понимает.
- Ну, приступим, помолясь, - сказал Мишанин и вдруг начал стаскивать с себя штаны. Лариска восторженно облизнулась.
"Что за похабство", - подумал Корнев. Мишанин спустил штаны, под которыми оказались грубые солдатские кальсоны. Лариска взвыла от восторга, три балбеса сзади подхватили ее вопль. Мишанин повернулся задом к публике, стянул кальсоны и сел на корточки.
"Гадить собрался, что ли", - подумал Корнев. Расталкивая всех, Лариска на карачках поползла к алтарю. Остальные спохватились и тоже ринулись вперед. Началась толкучка. Корнев смотрел на происходящее широко раскрытыми глазами, внутренним чутьем понимая, что тоже должен быть там. Однако ползти на коленях было неудобно, а встать – невежливо.
Лариска оказалась первой. Поднырнув под свисающий зад Мишанина, она начала с восторгом его вылизывать. Мишанин закряхтел и поддернул рубаху. Корнев с удивлением увидел короткий лохматый хвостик, кокетливо задранный вверх. Лариска сопела на весь храм, пошлые чмокающие звуки вызывали у Корнева рвотный рефлекс. Он двинулся вперед, осознав, что стоит на коленях посреди пустого зала – все столпились впереди и смотрели на Лариску.
Наконец один их кандидатов подполз поближе и оттолкнул ее. Лариска с неудовольствием оторвалась от вылизывания губернатора и фыркнула на претендента – но тот уже прильнул к заднице, хотя и не с таким вожделением, как она.
Корнев подумал, что надо поторапливаться. Неизвестно, как долго Мишанин будет терпеть такое изъявление чувств – по его характеру, он запросто может и послать подальше. Корнев попробовал протиснуться между остальными, но его стали толкать локтями и шепотом обзывать нехорошими словами.
Он заозирался в растерянности – как всегда, вперед пробились самые деловые, три балбеса из энергетической компании уже отирались у самого алтаря, с вожделением заглядывая под хвостик губернатора. Тут его взгляд упал на Лариску – та стояла в сторонке, делая ему какие-то знаки. Он некстати вспомнил, как года три назад оказался с ней на каком-то приеме, и она, не в меру выпив, пыталась, сопя от вожделения, затащить его в мужской туалет. Ему было дурно, и он сопротивлялся – после чего она исчезла с кем-то другим.
Корнев подполз к Лариске – та показала ему на другую сторону алтаря. Там было пусто. Корнев пополз, стараясь не обращать на себя внимание. Кто-то двинулся было за ним – но он оказался проворнее. Обогнув алтарь, он поднял голову и увидел лицо Мишанина. Тот млел, облизываясь, как кот. Кальсоны, спущенные до колен, смешно свисали. Над кальсонами, подрагивая, возвышался внушительных размеров орган. Лариска, которая ползла следом за ним, восхищенно причмокнула, но Корнев ее уже не слушал. Нырнув между ног Мишанина, он ловко перевернулся на спину, оттолкнул толстую тетку, пытающуюся засунуть свои щеки между ягодиц губернатора, и прильнул к заду.
К его удивлению, пахло какой-то химией – не мерзко, но сильно. Он услышал возмущенный вопль тетки и почувствовал, как его тянут за волосы. Он высунул язык и запустил его в отверстие. Ощутил трепетание плоти и удивился, насколько процесс оказался проще, чем он думал. И даже приятнее. Корнев подумал, что явно недооценивал некоторые радости жизни, как вдруг его кто-то с силой ударил по голове. В глазах потемнело...
... Он очнулся с тяжелой головой. В окна предвыборного штаба пробивался рассвет. В голове тяжко гудело – вероятно, с похмелья. Телевизор тихо бубнил.
Корнев открыл стол, достал салфетки и бутылку. Протер лицо, налил полстакана и выпил.
"Черт, приснится же такое", - подумал он. На часах было уже полдевятого – вот-вот должны были быть новости. Он нашел пульт, упавший под стол, прибавил звук. Смазливая ведущая, к которой по очереди успели поприставать все бизнесмены города, бодро протараторила:
- Вчера в столице края прошли выборы в региональную думу. Всего в выборах участвовало...
Корнев смотрел в телевизор, и думал о том, что наверняка проиграл. Иначе бы уже разрывался телефон, и на столе стояла бы икра с коньяком. А теперь ему осталось только ждать и ждать – пока не зайдет неприметный человек в оттопыривающемся под мышкой пиджаке.
- А теперь перед вами выступит губернатор края Алексей Мишанин.
Корнев впился взглядом в экран. Мишанин был свеж и бодр, и буквально излучал оптимизм. Он был в том же пиджаке, что и в дурацком сне, и Корнева пробило чувство дежавю. Он вдруг снова ощутил тот же химический запах, и вспомнил, что так же пахло в школе на уроках химии.
Корнев встал, внимательно посмотрел на брюки. Они были измазаны в какой-то дряни, колени протерлись почти до дыр. Он снова посмотрел на экран. Мишанин как раз закончил очередной абзац и смотрел прямо перед собой – казалось, в глаза Корневу. Пауза затянулась – губернатор не сводил с него глаз, затем внезапно высунул длинный язык. Развратно провел им по губам, почти доставая носа, и нахально подмигнул. И в этот момент зазвонили сразу все телефоны...
Иркутск, декабрь 2009
Контакт с автором: [email protected]
