Все, о чем здесь рассказано, произошло задолго до того, как Маугли был изгнан из Сионийской Стаи и отомстил за себя тигру Шер-Хану. Это случилось в то время, когда медведь Балу обучал его Закону Джунглей. Большой и важный бурый медведь радовался способностям ученика, потому что волчата обычно выучивают из Закона Джунглей только то, что нужно их Стае и племени, и бегают от учителя, затвердив охотничий стих: "Ноги ступают без шума, глаза видят в темноте, уши слышат, как шевелится ветер в своей берлоге, зубы остры и белы - вот приметы наших братьев, кроме шакала Табаки и гиены, которых МЫ ненавидим". Но Маугли, как детенышу человека, нужно было знать гораздо больше.

Иногда черная пантера Багира, гуляя по джунглям, заходила посмотреть, какие успехи делает ее любимец. Мурлыкая, укладывалась она на отдых под деревом и слушала, как Маугли отвечает медведю свой урок. Мальчик лазил по деревьям так же хорошо, как плавал, а плавал так же хорошо, как бегал, и Балу, учитель Закона, обучал его всем законам лесов и вод: как отличить гнилой сук от крепкого; как вежливо заговорить с дикими пчелами, если повстречаешь рой на дереве; что сказать нетопырю Мангу, если потревожишь его сон в полдень среди ветвей; и как успокоить водяных змей, прежде чем окунуться в заводь. Народ джунглей не любит, чтобы его тревожили, и всякий готов броситься на незваного гостя. Маугли выучил и охотничий Клич Чужака, который нужно повторять много раз, пока на него не ответят, если охотишься в чужих местах. Этот клич в переводе значит: "Позвольте мне поохотиться здесь, потому что я голоден", и на него отвечают: "Охоться ради пропитания, но не ради забавы".

Из этого видно, сколько Маугли приходилось заучивать наизусть, и он очень уставал повторять по сотне раз одно и то же. Но Балу правильно сказал однажды Багире, после того как Маугли, получив шлепок, рассердился и убежал:

- Детеныш человека есть детеныш человека, и ему надо знать все Законы Джунглей.

- Но подумай, какой он маленький, - возразила Багира, которая избаловала бы Маугли, если бы дать ей волю. - Разве может такая маленькая головка вместить все твои речи?

- А разве в джунглях довольно быть маленьким, чтобы тебя не убили? Нет! Потому я и учу его всем законам, потому и бью его, совсем легонько, когда он забывает урок.

- "Легонько"! Что ты понимаешь в этом, Железная Лапа? - проворчала Багира. - Сегодня у него все лицо в синяках от твоего "легонько"! Уф!

- Лучше ему быть в синяках с ног до головы, чем погибнуть из-за своего невежества, - очень серьезно отвечал ей Балу. - Я теперь учу его Заветным Словам Джунглей, которые будут ему защитой против птиц и змей и против всех, кто бегает на четырех лапах, кроме его родной Стаи. Если он запомнит эти слова, он может просить защиты у всех в джунглях. Разве это не стоит колотушек?

- Хорошо, только смотри не убей детеныша. Он не лесной пень, чтобы ты точил о него свои тупые когти. А какие же это Заветные Слова? Я лучше помогу сама, чем стану просить помощи, но все же мне хотелось бы знать. - И Багира, вытянув лапу, залюбовалась своими когтями, синими, как сталь, и острыми, как резцы.

- Я позову Маугли, и он скажет тебе... если захочет. Поди сюда, Маленький Брат!

- Голова у меня гудит, как пчелиное дупло, - послышался недовольный детский голос над их головами, и Маугли, соскользнув с дерева, прибавил сердито и негодующе: - Я пришел ради Багиры, а не ради тебя, жирный старый Балу!

- А мне это все равно, - ответил Балу, хотя был очень огорчен и обижен. - Так скажи Багире Заветные Слова Джунглей, которым я учил тебя сегодня.

- Заветные Слова какого народа? - спросил Маугли, очень довольный, что может похвастаться. - В джунглях много наречий. Я знаю их все.

- Кое-что ты знаешь, но очень немного. Полюбуйся, о Багира, вот их благодарность учителю. Ни один самый захудалый волчонок ни разу не пришел поблагодарить старика Балу за науку. Ну, так скажи Слово Охотничьего Народа, ты, великий ученый.

- "Мы с вами одной крови, вы и я", - сказал Маугли, произнося по-медвежьи те слова, которые обычно говорит весь Охотничий Народ.

- Хорошо! Теперь Слово Птиц.

Маугли повторил те же слова, свистнув, как коршун.

- Теперь Слово Змеиного Народа, - сказала Багира.

В ответ послышалось не передаваемое никакими словами шипение, и Маугли забрыкал ногами и захлопал в ладоши, потом вскочил на спину Багиры и сел боком, барабаня пятками по блестящей черной шкуре и строя медведю самые страшные рожи.

- Вот-вот! Это стоит каких-то синяков, - ласково сказал бурый медведь. - Когда-нибудь ты вспомнишь меня.

И, повернувшись к Багире, он рассказал ей, как просил дикого слона Хатхи, который все на свете знает, сказать ему Заветные Слова Змеиного Народа, как Хатхи водил Маугли к пруду узнавать Змеиные Слова от водяной змеи, потому что сам Балу не мог их выговорить, и теперь Маугли не грозит никакая опасность в джунглях: ни змея, ни птица, ни зверь не станут вредить ему.

- И, значит, ему некого бояться! - Балу вытянулся во весь рост, с гордостью похлопывая себя по толстому мохнатому животу.

- Кроме своего племени, - шепнула Багира. а потом громко сказала Маугли: - Пожалей мои ребра, Маленький Брат! Что это за прыжки то вниз, то вверх? Маугли, добиваясь, чтобы его выслушали, давно теребил Багиру за мягкую шерсть на плече и толкал ее пятками. Оба прислушались и разобрали, что он кричит во весь голос:

- Теперь у меня будет свое собственное племя, и я буду целый день водить его по деревьям!

- Что это за новая глупость, маленький выдумщик? - спросила Багира.

- Да, и бросать ветками и грязью в старого Балу, - продолжал Маугли. - Они мне это обещали... Ай!

- Вут! - Большая лапа Балу смахнула Маугли со спины пантеры, и, лежа между передними лапами медведя, Маугли понял, что тот сердится. - Маугли, - сказал Балу, - ты разговаривал с Бандар-Логами, Обезьяньим Народом?

Маугли взглянул на Багиру - не сердится ли и она тоже - и увидел, что глаза пантеры стали жестки, как два изумруда.

- Ты водишься с Обезьяньим Народом - с серыми обезьянами, с народом, не знающим Закона, с народом, который ест все без разбора? Как тебе не стыдно!

- Балу ударил меня по голове, - сказал Маугли (он все еще лежал на спине), - и я убежал, а серые обезьяны спустились с дерева и пожалели меня. А другим было все равно. - Он слегка всхлипнул.

- Жалость Обезьяньего Народа! - фыркнул Балу. - Спокойствие горного потока! Прохлада летнего зноя! А что было потом, детеныш человека?

- А потом... потом они дали мне орехов и всякой вкусной еды, а потом взяли меня на руки и унесли на вершины деревьев и говорили, что я им кровный брат, только что бесхвостый, и когда-нибудь стану их вожаком.

- У них не бывает вожака, - сказала Багира. - Они лгут. И всегда лгали.

- Они были очень ласковы со мной и просили приходить еще. Почему вы меня никогда не водили к Обезьяньему Народу? Они ходят на двух ногах, как и я. Они не дерутся жесткими лапами. Они играют целый день... Пусти меня, скверный Балу, пусти меня! Я опять пойду играть с ними.

- Слушай, детеныш! - сказал медведь, и голос его прогремел, как гром в жаркую ночь. - Я научил тебя Закону Джунглей - общему для всех народов джунглей, кроме Обезьяньего Народа, который живет на деревьях. У них нет Закона. У них нет своего языка, одни только краденые слова, которые они перенимают у других, когда подслушивают, и подсматривают, и подстерегают, сидя на деревьях. Их обычаи - не наши обычаи. Они живут без вожака. Они ни о чем не помнят. Они болтают и хвастают, будто они великий народ и задумали великие дела в джунглях, но вот упадет орех, и они уже смеются и все позабыли. Никто в джунглях не водится с ними. Мы не пьем там, где пьют обезьяны, не ходим туда, куда ходят обезьяны, не охотимся там, где они охотятся, не умираем там, где они умирают. Разве ты слышал от меня хотя бы слово о Бандар-Логах?

- Нет, - ответил Маугли шепотом, потому что лес притих, после того как Балу кончил свою речь.

- Народ Джунглей не хочет их знать и никогда про них не говорит. Их очень много, они злые, грязные, бесстыдные и хотят только того, чтобы Народ Джунглей обратил на них внимание. Но мы не замечаем их, даже когда они бросают орехи и сыплют грязь нам на голову.

Не успел он договорить, как целый дождь орехов и сучьев посыпался на них с деревьев; послышался кашель, визг и сердитые скачки высоко над ними, среди тонких ветвей.

- С Обезьяньим Народом запрещено водиться, - сказал Балу, - запрещено Законом. Не забывай этого!

- Да, запрещено, - сказала Багира. - Но я все-таки думаю, что Балу должен был предупредить тебя.

- Я?.. Я? Как могло мне прийти в голову, что он станет водиться с такой дрянью? Обезьяний Народ! Тьфу!

Снова орехи дождем посыпались им на головы, и медведь с пантерой убежали, захватив с собой Маугли. Балу говорил про обезьян сущую правду. Они жили на вершинах деревьев, а так как звери редко смотрят вверх, то обезьянам и Народу Джунглей не приходилось встречаться. Но если обезьянам попадался в руки больной волк, или раненый тигр, или медведь, они мучили слабых и забавы ради бросали в зверей палками и орехами, надеясь, что их заметят. Они поднимали вой, выкрикивая бессмысленные песни, звали Народ Джунглей к себе на деревья драться, заводили из-за пустяков ссоры между собой и бросали мертвых обезьян где попало, напоказ всему Народу Джунглей. Они постоянно собирались завести и своего вожака, и свои законы и обычаи, но так и не завели, потому что память у них была короткая, не дальше вчерашнего дня. В конце концов они помирились на том, что придумали поговорку: "Все джунгли будут думать завтра так, как обезьяны думают сегодня", и очень этим утешались. Никто из зверей не мог до них добраться, и никто не обращал на них внимания - вот почему они так обрадовались, когда Маугли стал играть с ними, а Балу на него рассердился.

Никакой другой цели у них не было - у обезьян никогда не бывает цели, - но одна из них придумала, как ей показалось, забавную штуку и объявила всем другим, что Маугли может быть полезен всему их племени, потому что умеет сплетать ветви для защиты от ветра, и если его поймать, то он научит этому и обезьян. Разумеется, Маугли, как сын лесоруба, многое знал, сам не помня откуда, и умел строить шалаши из хвороста, сам не зная, как это у него получается. А Обезьяний Народ, подглядывая за ним с деревьев, решил, что это занятная игра. На этот раз, говорили обезьяны, у них и вправду будет вожак и они станут самым мудрым народом в джунглях, таким мудрым, что все их заметят и позавидуют им. И потому они тихонько крались за Балу и Багирой, пока не наступило время полуденного отдыха и Маугли, которому было очень стыдно, не улегся спать между пантерой и медведем, решив, что больше не станет водиться с Обезьяньим Народом.

И тут сквозь сон он почувствовал чьи-то руки на своих плечах и ногах - жесткие, сильные маленькие руки, - потом хлестанье веток по лицу, а потом он в изумлении увидел сквозь качающиеся вершины землю внизу и Балу, который глухо ревел, будя джунгли, а Багира прыжками поднималась вверх по стволу дерева, оскалив сплошные белые зубы. Обезьяны торжествующе взвыли и перескочили вверх на тонкие ветви, куда Багира побоялась лезть за ними.

- Она нас заметила! Багира нас заметила! Все джунгли восхищаются нашей ловкостью и нашим умом! - кричали обезьяны.

Потом они пустились бегом, а бег обезьян по верхушкам деревьев - это нечто такое, чего нельзя описать. У них есть там свои дороги и перекрестки, свои подъемы и спуски, пролегающие в пятидесяти, семидесяти, а то и в ста футах над землей, и по этим дорогам они путешествуют даже ночью, если надо. Две самые сильные обезьяны подхватили Маугли под мышки и понеслись вместе с ним по вершинам деревьев скачками в двадцать футов длиной. Без него они могли бы двигаться вдвое скорее, но мальчик своей тяжестью задерживал их. Как ни кружилась у Маугли голова, он все же наслаждался бешеной скачкой, хотя мелькавшая далеко внизу земля пугала его и сердце замирало от каждого страшного рывка и толчка при перелете над провалом с одного дерева на другое. Двое стражей взлетали вместе с ним на вершину дерева так высоко, что тонкие ветви трещали и гнулись под ними, а потом с кашлем и уханьем бросались в воздух, вперед и вниз, и повисали на соседнем дереве, цепляясь за нижние сучья руками и ногами. Иногда Маугли видел перед собой целое море зеленых джунглей, как человек на мачте видит перед собой океанский простор, потом ветви и листья снова начинали хлестать его по лицу, и он со своими двумя стражами спускался почти к самой земле. Так, скачками и прыжками, с треском и уханьем, все обезьянье племя мчалось по древесным дорогам вместе со своим пленником Маугли.

Первое время он боялся, что его уронят, потом обозлился, но понял, что бороться нельзя, потом начал думать. Прежде всего нужно было послать о себе весточку Багире и Балу. Обезьяны двигались с такой быстротой, что его друзья не могли их догнать и сильно отставали. Вниз нечего было смотреть - ему видна была только верхняя сторона сучьев, - поэтому он стал смотреть вверх и увидел высоко в синеве коршуна Чиля, который парил над джунглями, описывая круги, в ожидании чьей-нибудь смерти. Чиль видел, что обезьяны что-то несут, и спустился ниже разведать, не годится ли их ноша для еды. Он свистнул от изумления, когда увидел, что обезьяны волокут по верхушкам деревьев Маугли, и услышал от него Заветное Слово Коршуна: "Мы с тобой одной крови, ты и я!" Волнующиеся вершины закрыли от него мальчика, но Чиль успел вовремя скользнуть к ближнему дереву, и перед ним опять вынырнуло маленькое смуглое лицо.

- Замечай мой путь! - крикнул Маугли. - Дай знать Балу из Сионийской Стаи и Багире со Скалы Совета!

- От кого, Брат? - Чиль еще ни разу до сих пор не видел Маугли, хотя, разумеется, слышал о нем.

- От Лягушонка Маугли. Меня зовут Человечий Детеныш! Замечай мой пу-уть!

Последние слова он выкрикнул, бросаясь в воздух, но Чиль кивнул ему и поднялся так высоко, что казался не больше пылинки, и, паря в вышине, следил своими зоркими глазами за качавшимися верхушками деревьев, по которым вихрем неслась стража Маугли.

- Им не уйти далеко, - сказал он посмеиваясь. - Обезьяны никогда не доделывают того, что задумали. Всегда они хватаются за что-нибудь новое, эти Бандар-Логи. На этот раз, если я не слеп, они наживут себе беду: ведь Балу не птенчик, да и Багира, сколько мне известно, умеет убивать не одних коз.

И, паря в воздухе, он покачивался на крыльях, подобрав под себя ноги, и ждал.

А в это время Балу и Багира были вне себя от ярости и горя. Багира взобралась на дерево так высоко, как не забиралась никогда, но тонкие ветки ломались под ее тяжестью, и она соскользнула вниз, набрав полные когти коры.

- Почему ты не предостерег Маугли? - заворчала она на бедного Балу, который припустился неуклюжей рысью в надежде догнать обезьян. - Что пользы бить детеныша до полусмерти, если ты не предостерег его?

- Скорей! О, скорей! Мы... мы еще догоним их, быть может! - задыхался Балу.

- Таким шагом? От него не устала бы и раненая корова. Учитель Закона, истязатель малышей, если ты будешь так переваливаться с боку на бок, то лопнешь, не пройдя и мили. Сядь спокойно и подумай! Нужно что-то решить. Сейчас не время для погони. Они могут бросить Маугли, если мы подойдем слишком близко.

- Арала! Вуу! Они, может, уже бросили мальчика если им надоело его нести! Разве можно верить Бандар-Логам! Летучую мышь мне на голову! Кормите меня одними гнилыми костями! Спустите меня в дупло к диким пчелам, чтобы меня закусали до смерти, и похороните меня вместе с гиеной! Я самый несчастный из зверей! Ара-лала! Ва-у-у! О Маугли, Маугли, зачем я не остерег тебя против Обезьяньего Народа, зачем я бил тебя по голове? Я, может, выбил сегодняшний урок из его головы, и мальчик теперь один в джунглях и забыл Заветные Слова!

Балу обхватил голову лапами и со стоном закачался взад и вперед.

- Не так давно он сказал мне правильно все слова, - сердито заметила Багира. - Балу, ты ничего не помнишь и не уважаешь себя. Что подумали бы джунгли, если бы я, черная пантера, каталась и выла, свернувшись клубком, как дикобраз Сахи?

- Какое мне дело до того, что подумают джунгли! Мальчик, может быть, уже умер!

- Если только они не бросят его с дерева забавы ради и не убьют от скуки, я не боюсь за детеныша. Он умен и всему обучен, а главное, у него такие глаза, которых боятся все джунгли. Но все же (и это очень худо) он во власти Бандар-Логов, а они не боятся никого в джунглях, потому что живут высоко на деревьях. - Багира задумчиво облизала переднюю лапу.

- И глуп же я! О толстый бурый глупец, пожиратель кореньев! - простонал Балу, вдруг выпрямляясь и отряхиваясь. - Правду говорит дикий слон Хатхи: "У каждого свой страх", а они, Бандар-Логи, боятся Каа, горного удава. Он умеет лазить по деревьям не хуже обезьян. По ночам он крадет у них детенышей. От одного звука его имени дрожат их гадкие хвосты. Идем к нему!

- Чем может Каа помочь нам? Он не нашего племени, потому что безногий, и глаза у него презлые, - сказала Багира.

- Он очень стар и очень хитер. Кроме того, он всегда голоден, - с надеждой сказал Балу. - Пообещаем ему много коз.

- Он спит целый месяц, после того как наестся. Может быть, спит и теперь, а если не спит, то, может, и не захочет принять от нас коз в подарок.

Багира плохо знала Каа и потому относилась к нему подозрительно.

- Тогда мы с тобой вместе могли бы уговорить его, старая охотница.

Тут Балу потерся о Багиру выцветшим бурым плечом, и они вдвоем отправились на поиски горного удава Каа.

Удав лежал, растянувшись во всю длину на выступе скалы, нагретом солнцем, любуясь своей красивый новой кожей: последние десять дней он провел в уединении, меняя кожу, и теперь был во всем своем великолепии. Его большая тупоносая голова металась по земле, тридцатифутовое тело свивалось в причудливые узлы и фигуры, язык облизывал губы, предвкушая будущий обед.

- Он еще ничего не ел, - сказал Балу со вздохом облегчения, как только увидел красивый пестрый узор на его спине, коричневый с желтым. - Осторожно, Багира! Он плохо видит, после того как переменит кожу, и бросается сразу.

У Каа не было ядовитых зубов - он даже презирал ядовитых змей за их трусость, - вся его сила заключалась в хватке, и если он обвивал кого-нибудь своими огромными кольцами, то это был конец.

- Доброй охоты! - крикнул Балу, садясь задние лапы.

Как все змеи его породы, Каа был глуховат и не сразу расслышал окрик. Он свернулся кольцом и нагнул голову, на всякий случай приготовившись броситься.

- Доброй охоты всем нам! - ответил он. - Ого, Балу! Что ты здесь делаешь? Доброй охоты, Багира. Одному из нас не мешало бы пообедать. Нет ли поблизости вспугнутой дичи? Лани или хотя бы козленка? У меня внутри пусто, как в пересохшем колодце.

- Мы сейчас охотимся, - небрежно сказал Балу, зная, что Каа нельзя торопить, он слишком грузен.

- А можно мне пойти с вами? - спросил Каа. - Одним ударом больше или меньше, для вас это ничего не значит, Багира и Балу, а я... мне приходится целыми днями стеречь на лесных тропинках или полночи лазить по деревьям, ожидая, не попадется ли молодая обезьяна. Пс-с-шоу! Лес нынче уже не тот, что был в моей молодости. Одно гнилье да сухие сучья!

- Может быть, это оттого, что ты стал слишком тяжел? - сказал Балу.

- Да, я довольно-таки велик... довольно велик, - ответил Каа не без гордости. - Но все-таки молодые деревья никуда не годятся. Прошлый раз на охоте я чуть-чуть не упал - чуть-чуть не упал! - нашумел, соскользнув с дерева, оттого что плохо зацепился хвостом. Этот шум разбудил Бандар-Логов, и они бранили меня самыми скверными словами.

- Безногий желтый земляной червяк! - шепнула Багира себе в усы, словно припоминая.

- Ссссс! Разве они так меня называют? - спросил Каа.

- Что-то в этом роде они кричали нам прошлый раз. Но мы ведь никогда не обращаем на них внимания. Чего только они не говорят! Будто бы у тебя выпали все зубы и будто бы ты никогда не нападаешь на дичь крупнее козленка, потому будто бы (такие бесстыдные врали эти обезьяны!), что боишься козлиных рогов, - вкрадчиво продолжала Багира.

Змея, особенно хитрый старый удав вроде Каа, никогда не покажет, что она сердится, но Балу и Багира заметили, как вздуваются и перекатываются крупные мускулы под челюстью Каа.

- Бандар-Логи переменили место охоты, - сказал он спокойно. - Я грелся сегодня на солнце и слышал, как они вопили в вершинах деревьев.

- Мы... мы гонимся сейчас за Бандар-Логами, - сказал Балу и поперхнулся, потому что впервые на его памяти обитателю джунглей приходилось признаваться в том, что ему есть дело до обезьян.

- И конечно, не какой-нибудь пустяк ведет двух таких охотников - вожаков у себя в джунглях - по следам Бандар-Логов, - учтиво ответил Каа, хотя его распирало от любопытства.

- Право, - начал Балу, - я всего-навсего старый и подчас неразумный учитель Закона у Сионийских Волчат, а Багира...

- ...есть Багира, - сказала черная пантера и закрыла пасть, лязгнув зубами: она не признавала смирения. - Вот в чем беда, Каа: эти воры орехов и истребители пальмовых листьев украли у нас человечьего детеныша, о котором ты, может быть, слыхал.

- Я слышал что-то от Сахи (иглы придают ему нахальство) про детеныша, которого приняли в Волчью Стаю, но не поверил. Сахи слушает одним ухом, а потом перевирает все, что слышал.

- Нет, это правда. Такого детеныша еще не бывало на свете, - сказал Балу. - Самый лучший, самый умный и самый смелый человечий детеныш, мой ученик, который прославит имя Балу на все джунгли, от края и до края. А кроме того, я... мы... любим его, Каа!

- Те! Те! - отвечал Каа, ворочая головой направо и налево. - Я тоже знавал, что такое любовь. Я мог бы рассказать вам не одну историю...

- Это лучше потом, как-нибудь в ясную ночь, когда мы все будем сыты и сможем оценить рассказ по достоинству, - живо ответила Багира. - Наш детеныш теперь в руках у Бандар-Логов, а мы знаем, что из всего Народа Джунглей они боятся одного Каа.

- Они боятся одного меня! И недаром, - сказал Каа. - Болтуньи, глупые и хвастливые, хвастливые, глупые болтуньи - вот каковы эти обезьяны! Однако вашему детенышу нечего ждать от них добра. Они рвут орехи, а когда надоест, бросают их вниз. Целый день они носятся с веткой, будто обойтись без нее не могут, а потом ломают ее пополам. Вашему детенышу не позавидуешь. Кроме того, они называли меня... желтой рыбой, кажется?

- Червяком, червяком. Земляным червяком, - сказала Багира, - и еще разными кличками. Мне стыдно даже повторять.

- Надо их проучить, чтобы не забывались, когда говорят о своем господине! Ааа-ссп! Чтобы помнили получше! Так куда же они побежали с детенышем?

- Одни только джунгли знают. На запад, я думаю, - сказал Балу. - А ведь мы полагали, что тебе это известно, Каа.

- Мне? Откуда же? Я хватаю их, когда они попадаются мне на дороге, но не охочусь ни за обезьянами, ни за лягушками, ни за зеленой тиной в пруду. Хссс!

- Вверх, вверх! Вверх, вверх! Хилло! Илло! Илло, посмотри вверх, Балу из Сионийской Стаи!

Балу взглянул вверх, чтобы узнать, откуда слышится голос, и увидел коршуна Чиля, который плавно спускался вниз, и солнце светило на приподнятые края его крыльев. Чилю давно пора было спать, но он все еще кружил над джунглями, разыскивая медведя, и все не мог рассмотреть его сквозь густую листву.

- Что случилось? - спросил его Балу.

- Я видел Маугли у Бандар-Логов. Он просил передать это тебе. Я проследил за ними. Они понесли его за реку, в обезьяний город - в Холодные Берлоги. Быть может, они останутся там на ночь, быть может - на десять ночей, а быть может - на час. Я велел летучим мышам последить за ними ночью. Вот что мне было поручено. Доброй охоты всем вам внизу!

- Полного зоба и крепкого сна тебе, Чиль! - крикнула Багира. - Я не забуду тебя, когда выйду на добычу, и отложу целую голову тебе одному, о лучший из коршунов!

- Пустяки! Пустяки! Мальчик сказал Заветное Слово. Нельзя было не помочь ему! - И Чиль, сделав круг над лесом, полетел на ночлег.

- Он не забыл, что нужно сказать! - радовался Балу. - Подумать только: такой маленький, а вспомнил Заветное Слово Птиц, да еще когда обезьяны тащили его по деревьям!

- Оно было крепко вколочено в него, это слово! - сказала Багира. - Я тоже горжусь детенышем, но теперь нам надо спешить к Холодным Берлогам.

Все в джунглях знали, где находится это место, но редко кто бывал там, ибо Холодными Берлогами называли старый, заброшенный город, затерявшийся и похороненный в чаще леса; а звери не станут селиться там, где прежде жили люди. Разве дикий кабан поселится в таком месте, но не охотничье племя. И обезьяны бывали там не чаще, чем во всяком другом месте. Ни один уважающий себя зверь не подходил близко к городу, разве только во время засухи, когда в полуразрушенных водоемах и бассейнах оставалась еще вода.

- Туда полночи пути полным ходом, - сказала Багира. И Балу сразу приуныл.

- Я буду спешить изо всех сил, - сказал он с тревогой.

- Мы не можем тебя ждать. Следуй за нами, Балу. Нам надо спешить - мне и Каа.

- Хоть ты и на четырех лапах, а я от тебя не отстану, - коротко сказал Каа.

Балу порывался бежать за ними, но должен был сперва сесть и перевести дух, так что они оставили медведя догонять их, и Багира помчалась вперед быстрыми скачками. Каа молчал, но как ни спешила Багира, огромный удав не отставал от нее. Когда они добрались до горной речки, Багира оказалась впереди,

потому что перепрыгнула поток, а Каа переплыл его, держа голову и шею над водой. Но на ровной земле удав опять нагнал Багиру.

- Клянусь сломанным замком, освободившим меня, ты неплохой ходок! - сказала Багира, когда спустились сумерки.

- Я проголодался, - ответил Каа. - Кроме того, они называли меня пятнистой лягушкой.

- Червяком, земляным червяком, да еще желтым!

- Все равно. Давай двигаться дальше. - И Каа словно лился по земле, зорким глазом отыскивая самую краткую дорогу и двигаясь по ней.

...Обезьяний Народ в Холодных Берлогах вовсе не думал о друзьях Маугли. Они притащили мальчика в заброшенный город и теперь были очень довольны собой. Маугли никогда еще не видел индийского города, и хотя этот город лежал весь в развалинах, он показался мальчику великолепным и полным чудес. Один владетельный князь построил его давным-давно на невысоком холме. Еще видны были остатки мощенных камнем дорог, ведущих к разрушенным воротам, где последние обломки гнилого дерева еще висели на изъеденных ржавчиной петлях. Деревья вросли корнями в стены и высились над ними; зубцы на стенах рухнули и рассыпались в прах; ползучие растения выбились из бойниц и раскинулись по стенам башен висячими косматыми плетями.

Большой дворец без крыши стоял на вершине холма. Мрамор его фонтанов и дворов был весь покрыт трещинами и бурыми пятнами лишайников, сами плиты двора, где прежде стояли княжеские слоны, были приподняты и раздвинуты травами и молодыми деревьями. За дворцом были видны ряд за рядом дома без кровель и весь город, похожий на пустые соты, заполненные только тьмой; бесформенная каменная колода, которая была прежде идолом, валялась теперь на площади, где перекрещивались четыре дороги; только ямы и выбоины остались на углах улиц, где когда-то стояли колодцы, да обветшалые купола храмов, по бокам которых проросли дикие смоковницы. Обезьяны называли это место своим городом и делали вид, будто презирают Народ Джунглей за то, что он живет в лесу. И все-таки они не знали, для чего построены все эти здания и как ими пользоваться. Они усаживались в кружок на помосте в княжеской зале совета, искали друг у дружки блох и играли в людей: вбегали в дома и опять выбегали из них, натаскивали куски штукатурки и всякого старья в угол и забывали, куда они все это спрятали; дрались и кричали, нападая друг на друга, потом разбегались играть по террасам княжеского сада, трясли там апельсиновые деревья и кусты роз для того только, чтобы посмотреть, как посыплются лепестки и плоды. Они обегали все переходы и темные коридоры во дворце и сотни небольших темных покоев, но не могли запомнить, что они уже видели, а чего еще не видали, и шатались везде поодиночке, попарно или кучками, хвастаясь друг перед другом, что ведут себя совсем как люди. Они пили из водоемов и мутили в них воду, потом дрались из-за воды, потом собирались толпой и бегали по всему городу, крича:

- Нет в джунглях народа более мудрого, доброго, ловкого, сильного и кроткого, чем Бандар-Логи!

Потом все начиналось снова, до тех пор пока им не надоедал город, и тогда они убегали на вершины деревьев, все еще не теряя надежды, что когда-нибудь Народ Джунглей заметит их.

Маугли, воспитанный в Законе Джунглей, не понимал такой жизни, и она не нравилась ему. Обезьяны притащили его в Холодные Берлоги уже к вечеру, и, вместо того чтобы лечь спать, как сделал бы сам Маугли после долгого пути, они схватились за руки и начали плясать и распевать свои глупые песни. Одна из обезьян произнесла речь перед своими друзьями и сказала им, что захват Маугли в плен отмечает начало перемены в истории Бандар-Логов, потому что теперь Маугли покажет им, как надо сплетать ветви и тростники для защиты от холода и дождя.

Маугли набрал лиан и начал их сплетать, а обезьяны попробовали подражать ему, но через несколько минут им это наскучило, и они стали дергать своих друзей за хвосты и, кашляя, скакать на четвереньках.

- Мне хочется есть, - сказал Маугли. - Я чужой в этих местах - принесите мне поесть или позвольте здесь поохотиться.

Двадцать или тридцать обезьян бросились за орехами и дикими плодами для Маугли, но по дороге они подрались, а возвращаться с тем, что у них осталось, не стоило труда. Маугли обиделся и рассердился, не говоря уже о том, что был голоден, и долго блуждал по пустынным улицам, время от времени испуская Охотничий Клич Чужака, но никто ему не ответил, и Маугли понял, что он попал в очень дурное место.

"Правда все то, что Балу говорил о Бандар-Логах, - подумал он про себя. - У них нет ни Закона, ни Охотничьего Клича, ни вожаков - ничего, кроме глупых слов и цепких воровских лап. Так что если меня тут убьют или я умру голодной смертью, то буду сам виноват. Однако надо что-нибудь придумать и вернуться в мои родные джунгли. Балу, конечно, побьет меня, но это лучше, чем ловить дурацкие розовые лепестки вместе с Бандар-Логами".

Как только он подошел к городской стене, обезьяны сейчас же оттащили его обратно, говоря, что он сам не понимает, как ему повезло, и стали щипать его, чтобы он почувствовал к ним благодарность. Он стиснул зубы и промолчал, но все-таки пошел с громко вопившими обезьянами на террасу, где были водоемы из красного песчаника, наполовину полные дождевой водой. Там посередине террасы стояла разрушенная беседка из белого мрамора, построенная для княжеских жен, которых давно уже не было на свете. Купол беседки провалился и засыпал подземный ход из дворца, по которому женщины приходили сюда, но стены из мрамора ажурной работы остались целы. Чудесную резьбу молочной белизны, легкую, как кружево, украшали агаты, сердолики, яшма и лазурит, а когда над холмом взошла луна, ее лучи проникли сквозь резьбу, и густые тени легли на землю узором черного бархата. Обиженный, сонный и голодный Маугли все же не мог не смеяться, когда обезьяны начинали в двадцать голосов твердить ему, как они мудры, сильны и добры и как он неразумен, что хочет с ними расстаться.

- Мы велики! Мы свободны! Мы достойны восхищения! Достойны восхищения, как ни один народ в джунглях! Мы все так говорим - значит, это правда! - кричали они. - Сейчас мы тебе расскажем про себя, какие мы замечательные, раз ты нас слушаешь и можешь передать наши слова Народу Джунглей, чтобы в будущем он обращал на нас внимание.

Маугли с ними не спорил, и сотни обезьян собрались на террасе послушать, как их говоруны будут; петь хвалы Бандар-Логам, и когда болтуньи-обезьяны останавливались, чтобы перевести дух, остальные подхватывали хором:

- Это правда, мы все так говорим!

Маугли кивал головой, моргал глазами и поддакивал, когда его спрашивали о чем-нибудь, и голова у него кружилась от шума.

"Шакал Табаки, должно быть, перекусал их всех, - думал он про себя, - и они теперь взбесились. Это у них бешенство, "дивани". Неужели они никогда не спят? Вот сейчас это облако закроет луну. Если оно большое, я бы успел убежать в темноте. Но я устал".

За этим самым облаком следили два верных друга в полузасыпанном рву под городской стеной. Багира и Каа, зная, как опасны обезьяны, когда их много, выжидали, чтобы не рисковать понапрасну. Обезьяны ни за что не станут драться, если их меньше сотни против одного, а в джунглях мало кому нравится такой перевес.

- Я поползу к западной стене, - шепнул Каа, - и быстро скачусь по склону вниз, там мне будет легче. Они, конечно, не бросятся мне на спину всем скопом, но все же...

- Я знаю, - сказала Багира. - Если бы Балу был здесь! Но все-таки мы сделаем что можем. Когда это облако закроет луну, я выйду на террасу. Они там о чем-то совещаются между собой. .

- Доброй охоты, - мрачно сказал Каа и скользнул к западной стене.

Она оказалась разрушенной меньше других, и большой удав замешкался, пробираясь между камнями. Облако закрыло луну, и как раз в то время, когда Маугли раздумывал, что будет дальше, он услышал легкие шаги Багиры на террасе. Черная пантера взбежала по склону почти без шума и, не тратя времени на то, чтобы кусаться, раздавала удары направо и налево обезьянам, сидевшим вокруг Маугли в пятьдесят - шестьдесят рядов. Раздался общий вопль испуга и ярости, и, в то время как Багира шагала по катящимся и барахтающимся телам, одна обезьяна крикнула:

- Она тут одна! Убьем ее! Убьем!

Клубок дерущихся обезьян, кусаясь, царапаясь Дергая и терзая Багиру, сомкнулся над ней, а пять или шесть обезьян крепко ухватили Маугли, подтащили его к стене беседки и впихнули в пролом купола. Мальчик, воспитанный людьми, был бы весь в синяках, потому что падать ему пришлось с высоты добрых пятнадцати футов, но Маугли упал так, как Балу учил его падать, и сразу стал на ноги.

- Посиди тут, - кричали обезьяны, - пока мы не убьем твоих приятелей! А после мы поиграем с тобой, если Ядовитый Народ оставит тебя в живых!

- Мы с вами одной крови, я и вы! - быстро шепнул Маугли Змеиное Слово.

Он слышал шорох и шипение вокруг в кучах щебня и для верности еще раз повторил Змеиное Слово.

- Ссслышим! Уберите клобуки! - произнесли тихие голоса (все развалины в Индии рано или поздно становятся обиталищем змей, и ветхая беседка кишела кобрами). - Стой смирно, Маленький Брат, иначе ты раздавишь нас!

Маугли стоял спокойно, глядя в отверстия ажурной резьбы и прислушиваясь к шуму драки вокруг черной пантеры, к воплям, бормотанию и шлепкам и к густому, хриплому кашлю Багиры, которая рвалась и металась взад и вперед, задыхаясь под кучей навалившихся на нее обезьян.

Впервые со дня своего рождения Багира дралась не на жизнь, а на смерть.

"Балу должен быть близко: Багира не пришла бы одна", - подумал Маугли и крикнул громко:

- К водоему, Багира! Скатись к водоему! Скатись и нырни! Бросайся в воду!

Багира его услышала, и этот крик, сказавший ей, что Маугли жив, придал ей силы. Она дралась отчаянно, шаг за шагом прокладывая себе дорогу к водоему. И вот у подножия разрушенной стены, ближе к джунглям, раздался, как гром, боевой клич Балу. Как ни спешил старый медведь, он не мог поспеть раньше.

- Багира, - кричал он, - я здесь! Я лезу вверх! Я спешу! Камни скользят у меня из-под ног! Дайте только до вас добраться, о вы, подлые Бандар-Логи!

Медведь, пыхтя, взобрался на террасу и исчез под волной обезьян, но тут же, присев на корточки, расставил передние лапы и загреб ими столько обезьян, сколько мог удержать. Потом посыпались равномерные удары - хлоп-хлоп-хлоп! - с чмоканьем, словно гребное колесо било по воде. Шум падения и всплеск сказали Маугли, что Багира пробилась к водоему, куда. обезьяны не могли полезть за ней. Пантера лежала в воде, выставив только голову, и жадно ловила ртом воздух, а обезьяны, стоя в три ряда да красных ступенях, приплясывали от злобы на месте, готовые наброситься на нее со всех сторон разом, если она выйдет из воды на помощь Балу.

Вот тогда-то Багира подняла мокрый подбородок и в отчаянии крикнула, зовя на помощь Змеиный Народ:

- Мы с вами одной крови, я и вы!

Она думала, что Каа струсил в последнюю минуту. Даже Балу на краю террасы, едва дыша под навалившимися на него обезьянами, не мог не засмеяться, услышав, что черная пантера просит помощи.

Каа только что перевалился через западную стену и с такой силой рухнул на землю, что большой камень свалился в ров. Он не намерен был отступать и раза два свернулся и развернулся, проверяя, насколько каждый фут его длинного тела готов к бою. Тем временем Балу продолжал бой, и обезьяны вопили над водоемом вокруг Багиры, и нетопырь Манг, летая взад и вперед, разносил по джунглям вести о великой битве, так что затрубил даже дикий слон Хатхи. Далеко в лесу проснулись отдельные стайки обезьян и помчались по верхушкам деревьев к Холодным Берлогам на помощь своим родичам, и шум битвы разбудил дневных птиц на много миль вокруг. Тогда Каа двинулся быстро, напрямик, горя жаждой убийства. Вся сила удава - в тяжком ударе головой, удвоенном силой и тяжестью всего тела. Если вы можете себе представить копье, или таран, или молот весом почти в полтонны, направляемый спокойным, хладнокровным умом, обитающим в его ручке, вы можете себе представить, каким был Каа в бою. Удав длиной в четыре или пять футов может сбить с ног человека, если ударит его головой в грудь, а в Каа было целых тридцать футов, как вам известно. Первый удар, направленный прямо в гущу обезьян, окружавших Балу, был нанесен молча, с закрытым ртом, а второго удара не понадобилось. Обезьяны бросились врассыпную с криком:

- Каа! Это Каа! Бегите! Бегите!

Не одно поколение обезьян воспитывалось в страхе и вело себя примерно, наслушавшись от старших рассказов про Каа, ночного вора, который умел проскользнуть среди ветвей так же бесшумно, как растет мох, и утащить самую сильную обезьяну; про старого Каа, который умел прикидываться сухим суком или гнилым пнем, так что самые мудрые ничего не подозревали до тех пор, пока этот сук не хватал их. Обезьяны боялись Каа больше всего на свете, ибо ни одна из них не знала пределов его силы, ни одна не смела взглянуть ему в глаза и ни одна не вышла живой из его объятий. И потому, дрожа от страха, они бросились на стены и на крыши домов, а Балу глубоко вздохнул от облегчения. Шерсть у него была гораздо гуще, чем у Багиры, но и он сильно пострадал в бою. И тут Каа, впервые раскрыв пасть, прошипел одно долгое, свистящее слово, и обезьяны, далеко в лесу спешившие на помощь к Холодным Берлогам, замерли на месте, дрожа так сильно, что ветви под их тяжестью согнулись и затрещали. Обезьяны на стенах и на крышах домов перестали кричать, в городе стало тихо, и Маугли услышал, как Багира отряхивает мокрые бока, выйдя из водоема. Потом снова поднялся шум. Обезьяны полезли выше на стены, уцепились за шеи больших каменных идолов и визжали, прыгая по зубчатым стенам, а Маугли, приплясывая на месте, приложился глазом к ажурной резьбе и начал ухать по-совиному, выражая этим презрение и насмешку.

- Достанем детеныша из западни, я больше не могу! - тяжело дыша, сказала Багира. - Возьмем детеныша и бежим. Как бы они опять не напали!

- Они не двинутся, пока я не прикажу им. Сстойте на месссте! - прошипел Каа, и кругом опять стало тихо. - Я не мог прийти раньше, Сестра, но мне показалось, что я сслышу твой зов, - сказал он Багире.

- Я... я, может быть, и звала тебя в разгаре боя, - ответила Багира. - Балу, ты ранен?

- Не знаю, как это они не разорвали меня на сотню маленьких медведей, - сказал Балу, степенно отряхивая одну лапу за другой. - Ооу! Мне больно! Каа, мы тебе обязаны жизнью, мы с Багирой...

- Это пустяки. А где же человечек?

- Здесь, в западне! Я не могу выбраться! - крикнул Маугли.

Над его головой закруглялся купол, провалившийся по самой середине.

- Возьмите его отсюда! Он танцует, как павлин Мор! Он передавит ногами наших детей! - сказали кобры снизу.

- Ха! - засмеялся Каа. - У него везде друзья, у этого человечка. Отойди подальше, человечек, а вы прячьтесь, о Ядовитый Народ! Сейчас я пробью стену.

Каа хорошенько осмотрелся и нашел почерневшую трещину в мраморной резьбе, там, где стена была сильнее всего разрушена, раза два-три слегка оттолкнулся головой, примериваясь, потом приподнялся на шесть футов над землей и ударил изо всей силы десять раз подряд. Мраморное кружево треснуло и рассыпалось облаком пыли и мусора, и Маугли выскочил в пробоину и бросился на землю между Багирой и Балу, обняв обоих за шею.

- Ты не ранен? - спросил Балу, ласково обнимая Маугли.

- Меня обидели, я голоден и весь в синяках. Но как жестоко они вас потрепали, братья мои! Вы все в крови!

- Не одни мы, - сказала Багира, облизываясь и глядя на трупы обезьян на террасе и вокруг водоема.

- Это пустяки, все пустяки, если ты жив и здоров, о моя гордость, лучший из лягушат! - прохныкал Балу.

- Об этом мы поговорим после, - сказала Багира сухо, что вовсе не понравилось Маугли. - Однако здесь Каа, которому мы с Балу обязаны победой, а ты - жизнью. Поблагодари его, как полагается по нашим обычаям, Маугли.

Маугли обернулся и увидел, что над ним раскачивается голова большого удава.

- Так это и есть человечек? - сказал Каа. - Кожа у него очень гладкая, и он похож на Бандар-Логов. Смотри, человечек, чтоб я не принял тебя за обезьяну как-нибудь в сумерках, после того как я сменю свою кожу.

- Мы с тобой одной крови, ты и я, - отвечал Маугли. - Сегодня ты возвратил мне жизнь. Моя добыча будет твоей добычей, когда ты проголодаешься, о Каа!

- Спасибо, Маленький Брат, - сказал Каа, хотя глаза его смеялись. - А что может убить такой храбрый охотник? Я прошу позволения следовать за ним, когда он выйдет на ловлю.

- Сам я не убиваю, я еще мал, но я загоняю коз для тех, кому они нужны. Когда захочешь есть, приходи ко мне и увидишь, правда это или нет. У меня ловкие руки, - он вытянул их вперед, - и если ты попадешься в западню, я смогу уплатить долг и тебе, и Багире, и Балу. Доброй охоты вам всем, учителя мои!

- Хорошо сказано! - проворчал Балу, ибо Маугли благодарил как полагается.

Удав положил на минуту свою голову на плечо Маугли.

- Храброе сердце и учтивая речь, - сказал он. - С ними ты далеко пойдешь в джунглях. А теперь уходи отсюда скорей вместе с твоими друзьями. Ступай спать, потому что скоро зайдет луна, а тебе не годится видеть то, что будет.

Луна садилась за холмами, и ряды дрожащих обезьян, которые жались по стенам и башням, походили на рваную, колеблющуюся бахрому. Балу сошел к водоему напиться, а Багира начала вылизывать свой мех. И тут Каа выполз на середину террасы, сомкнул пасть, звучно щелкнув челюстями, и все обезьяны устремили глаза на него.

- Луна заходит, - сказал он. - Довольно ли света, хорошо ли вам видно?

По стенам пронесся стон, словно вздох ветра в вершинах деревьев:

- Мы видим, о Каа!

- Хорошо! Начнем же пляску Каа - Пляску Голода. Сидите смирно и смотрите!

Он дважды или трижды свернулся в большое двойное и тройное кольцо, покачивая головой справа налево. Потом начал выделывать петли и восьмерки и мягкие, расплывчатые треугольники, переходящие в квадраты и пятиугольники, не останавливаясь, не спеша и не прекращая ни на минуту негромкого гудения. Становилось все темнее и темнее, и напоследок уже не видно было, как извивается и свивается Каа, слышно было только, как шуршит его чешуя.

Балу и Багира словно обратились в камень, ощетинившись и глухо ворча, а Маугли смотрел и дивился.

- Бандар-Логи, - наконец послышался голос Каа, - можете вы шевельнуть рукой или ногой без моего приказа? Говорите.

- Без твоего слова мы не можем шевельнуть ни рукой, ни ногой, о Каа!

- Хорошо! Подойдите на один шаг ближе ко мне!

Ряды обезьян беспомощно качнулись вперед, и Балу с Багирой невольно сделали шаг вперед вместе с ними.

- Ближе! - прошипел Каа.

И обезьяны шагнули еще раз.

Маугли положил руки на плечи Багиры и Балу, чтобы увести их прочь, и оба зверя вздрогнули, словно проснувшись.

- Не снимай руки с моего плеча, - шепнула Багира, - не снимай, иначе я пойду... пойду к Каа. А-ах!

- Это всего только старый Каа выделывает круги в пыли, - сказал Маугли. - Идем отсюда.

И все трое выскользнули в пролом стены и ушли в джунгли.

- Уу-ф! - вздохнул Балу, снова очутившись среди неподвижных деревьев. - Никогда больше не стану просить помощи у Каа! - И он весь содрогнулся с головы до ног.

- Каа знает больше нас, - вся дрожа, сказала Багира. - Еще немного, и я бы отправилась прямо к нему в пасть.

- Многие отправятся туда же, прежде чем луна взойдет еще раз, - ответил Балу. - Он хорошо поохотится - на свой лад.

- Но что же все это значит? - спросил Маугли, который не знал ничего о притягательной силе змеи. - Я видел только большую змею, которая выписывала зачем-то круги по земле, пока не стемнело И нос у Каа был весь разбит. Ха-ха!

- Маугли, - сердито сказала Багира, - нос он разбил ради тебя, так же как мои уши, бока и лапы, плечи и шея Балу искусаны ради тебя. И Балу и Багире трудно будет охотиться в течение многих дней.

- Это пустяки, - сказал Балу. - Зато детеныш опять с нами!

- Правда, но он нам дорого обошелся: ради него мы были изранены, пожертвовали временем, удачной охотой, собственной шкурой - у меня выщипана вся спина - и даже нашей честью. Ибо, не забывай этого, мне, черной пантере, пришлось просить помощи у Каа, и мы с Балу потеряли разум, как малые птенцы увидев Пляску Голода. А все оттого, что ты играл с Бандар-Логами!

- Правда, все это правда, - сказал Маугли опечалившись. - Я плохой детеныш, и в животе у меня горько.

- Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?

Балу вовсе не желал новой беды для Маугли, но с Законом не шутят, и потому он проворчал:

- Горе не мешает наказанию. Только не забудь, Багира, что он еще мал!

- Не забуду! Но он натворил беды, и теперь надо его побить. Маугли, что ты на это скажешь?

- Ничего! Я виноват. А вы оба ранены. Это только справедливо.

Багира дала ему с десяток шлепков, легких, на взгляд пантеры (они даже не разбудили бы ее собственного детеныша), но для семилетнего мальчика это были суровые побои, от которых всякий рад был бы избавиться. Когда все кончилось, Маугли чихнул и без единого слова поднялся на ноги.

- А теперь, - сказала Багира, - прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, и мы отправимся домой.

Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что с наказанием кончаются все счеты. После него не бывает никаких придирок.

Маугли опустил голову на спину Багиры и заснул так крепко, что даже не проснулся, когда его положили на землю в родной берлоге.

перевод с английского Н. Дарузес