|
Мне снился генерал Скобелев,
Только что попавший в тюрьму.
Мне снилось, что он говорил с водой,
И вода отвечала ему.
Деревья внимательно слушали их,
Вокруг них была пустота;
Была видна только тень от круга,
Тень от круга, и в ней - тень креста.
Дело было на острове женщин,
Из земли поднимались цветы.
Вокруг них было белое море -
В море громоздились льды.
Женщины стояли вокруг него,
Тонкие, как тополя;
Над их ветвями поднималася луна
И под ногами молчала земля.
Генерал оглянулся вокруг
И сказал: "Прекратите ваш смех!
Дайте мне веревку и мыло -
И мы сошьем из них платье для всех.
Немного бересты на шапку,
Обувь из десяти тысяч трав...
Потом подбавим рябины в очаг,
И мы увидим, кто из нас прав!"
Никто не сказал ни слова -
Выводы были ясны.
А поодаль кругом стояли все те,
Чьи взгляды были честны.
Их лица были рябы
От сознанья своей правоты;
Их пальцы плясали балет на курках,
И души их были пусты.
Какой-то случайный прохожий
Сказал: "Мы все здесь, вроде, свои.
Пути господни не отмечены в картах,
На них не бывает ГАИ.
Можно верить обществу,
Можно верить судьбе,
Но если ты хочешь узнать закон,
То ты заметишь его в себе."
Конвой беспокойно задвигался;
Пришедший был невидим для них.
А генерал продолжал чинить валенки,
Лицо его скривилось на крик.
Он сказал: "В такие времена, как наши,
Нет места ненаучной любви!"
И руки его были до локтей в землянике,
А может быть, по локоть в крови.
Между тем кто-то рядом бил мух,
Попал ему ложкой в лоб.
Собравшиеся скинулись
И собрали на приличный гроб.
Священник отпел его,
Судья прочитал приговор;
И справа от гроба стоял председатель,
А слева от гроба был вор.
Этот случай был отмечен в анналах,
Но мало кто писал о нем.
Тот, кто писал, вспоминал об общественном,
А чаще вспоминал о своем.
А деревья продолжают их слушать,
Гудит комариная гнусь,
И женщины ждут продолженья беседы,
А я жду, пока я проснусь.
|