Она  вошла  на  маленькой  станции между Марселем и Арлем, прошла  по  вагону,  извиваясь  всем  своим  цыганско-испанским телом,  села  у  окна  на одноместную скамью и, будто никого не видя, стала шелушить и грызть жареные фисташки, от  времени  до времени  поднимая  подол  верхней черной юбки и запуская руку в карман нижней, заношенной белой. Вагон, полный простым народом, состоял не из купе, разделен был  только  скамьями,  и  многие, сидевшие лицом к ней, то и дело пристально смотрели на нее.

Губы   ее,  двигавшиеся  над  белыми  зубами,  были  сизы, синеватый пушок  на  верхней  губе  сгущался  над  углами  рта. Тонкое,  смугло-темное  лицо,  озаряемое  блеском  зубов,  было древне-дико.  Глаза,  долгие,  золотисто-карие,   полуприкрытые смугло-коричневыми  веками,  глядели  как-то  внутрь  себя -- с тусклой первобытной истомой.  Из-под  жесткого  шелка  смольных волос,  разделенных  на  прямой  пробор  и  вьющимися  локонами падавших  на  низкий  лоб,  поблескивали  вдоль  круглой  шейки длинные  серебряные  серьги. Выцветший голубой платок, лежавший на покатых плечах, был красиво завязан на груди.  Руки,  сухие, индусские,  с  мумийными пальцами и более светлыми ногтями, все шелушили  и  шелушили  фисташки  с   обезьяньей   быстротой   и ловкостью.  Кончив  их  и стряхнув шелуху с кален, она прикрыла глаза, положила нога на ногу и откинулась к спинке скамьи.  Под сборчатой черной юбкой, особенно женственно выделявшей перехват ее  гибкой талии, кострецы выступали твердыми бугорками плавных очертаний. Худая,  голая,  блестевшая  тонкой  загорелой  кожей ступня  была  обута  в  черный  тряпичный  чувяк  и переплетена разноцветными лентами, -- синими и красными...

Под Арлем она вышла.

-- C'est une camarguiaise*, --  почему-то  очень  грустно сказал, проводив ее глазами, мой сосед, измученный ее красотой, мощный,  как  бык,  провансалец,  с  черным  в  кровяных жилках румянцем.

23 мая 1944  

* Это камаргианка (франц.)