Под орган и пение,  -- все пели под орган нежное,  грустное, умиленное, говорившие:  "Хорошо нам с тобой, господи!" -- под орган  и пение вдруг  так живо  увидел,  почувствовал ее,  --  мой  вымысел,  неожиданный,  внезапный, неведомо откуда взявшийся, как  все мои  подобные  вымыслы,  -- что вот весь день думаю о ней, живу ее жизнью, ее временем. Она была в те давние дни, что мы зовем древностью; но видела вот это же солнце, что вижу  и  я сейчас, эту землю, столь любимую мной, этот старый город, этот собор, крест которого все так же,  как в древности, плывет  в облаках, слышала те  же  песнопения, что слышал нынче и я. Она была молода, ела, пила, смеялась, болтала с соседками, работала и пела, была девушкой, невестой, женой, матерью... Она умерла рано, как часто умирают милые и веселые женщины, и была  отпета  в этом  соборе, и вот уже несколько веков нет ее в мире, где без  нее было столько новых войн, новых пап, королей, солдат, купцов, монахов, рыцарей, меж тем как все лежали и лежали в земле ее пористые кости, ее пустой маленький череп... Сколько  их в земле, этих костей, черепов! Все человеческое прошлое, вся людская история -- сонмы,  легионы  умерших! И будет день,  когда буду и я, сопричисленный к ним, так же страшен своими костями и  гробом воображению живых, как все они, -- то  несметное  полчище, что затопит  всю землю  в  оный Судный  час, -- и все-таки будут  новые живые жить мечтами о  нас,  Умерших,  о нашей  древней жизни,  о  нашем  давнем  времени,  что   будет  казаться  им  прекрасным  и счастливым, - ибо легендарным.

1949