|
Вот и снова грибная пора -
легкий штиль в суете городской.
Можно снова летать до утра
над притихшею летней Москвой.
Не понятен, и прост мой порог,
постою у окна, помолюсь.
Допивая сиреневый смог,
город включит созвездие люстр.
И оттолкнувшись от оконного креста,
как тень листа,
я стану легок.
И словно съежится, уменьшится,
растерянно отстав,
Квадрат двора
со стаей высохших пеленок.
Вот и снова грибная пора -
легкий штиль в суете городской.
Можно снова летать до утра
над притихшею летней Москвой.
И понятен, и прост мой порог,
постою у окна, помолюсь.
Допивая сиреневый смог,
город включит созвездие люстр.
И оттолкнувшись от оконного креста,
как тень листа,
я стану легок.
И словно съежится, уменьшится,
растерянно отстав,
Квадрат двора
со стаей высохших пеленок.
А потом я продолжу полет,
над рекой, над Таганкой-вдовой.
Как большое трюмо небоскреб,
отражать будет свет золотой.
Я круги буду в небе писать,
и на стеклах плясать как на льду.
Я тебя буду всюду искать,
и наверно опять не найду.
Я никогда тебя не видел, никогда,
но лишь тогда,
когда найдешься.
На гулкой улочке пустой,
тебя узнаю без труда,
И ты меня увидев в небе,
улыбнешься.
И вот так, бескончно давно,
я кружу и кружу над Москвой.
Я как-будто снимаюсь в кино,
про случайную встречу с тобой.
И возвратившись, долго я еще не сплю.
сижу и пью, а лето тает.
Пускай стучатсяв мой ангар,
я никому не отворю.
В нетрезвом виде
авиаторы не летают.
|
