"Спать хочется! - думал я, сидя в банке. - Приду домой и завалюсь спать".
- Какое блаженство! - шептал я, наскоро пообедав и стоя перед своей кроватью. - Хорошо жить на этом свете! Важно!
Бесконечно улыбаясь, потягиваясь и нежась на кровати, как кот на солнце, я закрыл глаза и принялся засыпать. В закрытых глазах забегали мурашки; в голове завертелся туман, замахали крылья, полетели к небу из головы какие-то меха... с неба поползла в голову вата... Всё такое большое, мягкое, пушистое, туманное. В тумане забегали маленькие человечки. Они побегали, покрутились и скрылись за туманом... Когда исчез последний человечек и дело Морфея было уже в шляпе, я вздрогнул.
- Иван Осипыч, сюда! - гаркнули где-то.
Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и откупорили бутылку. Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом.
"Я вас любил, любовь еще, быть может"... - затянул баритон в соседнем номере.
- Отчего вы не заведете себе пианино? - спросил другой голос.
- Черрти, - проворчал я. - Не дадут уснуть!
Откупорили другую бутылку и зазвонили посудой. Зашагал кто-то, звеня шпорами. Хлопнули дверью.
- Тимофей, скоро же ты самовар? Живей, брат! Тарелочек еще! Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой... Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при!*
_______________
* прошу вас (франц. je vous prie).
В соседнем номере начался кутеж. Я спрятал голову под подушку.
- Тимофей! Если придет высокий блондин в медвежьей шубе, то скажешь ему, что мы здесь...
Я плюнул, вскочил и постучал в стену. В соседнем номере притихли. Я опять закрыл глаза. Забегали мурашки, меха, вата... Но - увы! - через минуту опять заорали.
- Господа! - крикнул я умоляющим голосом. - Ведь это, наконец, свинство! Ведь вас просят! Я болен и спать хочу.
- Это вы нам??
- Вам.
- Что вам угодно?
- Не извольте кричать! Я спать хочу!
- Спите, вам никто не мешает; а если вы больны, так отправляйтесь к доктору! "У рыцарей любовь и честь"... - запел баритон.
- Как это глупо! - сказал я. - Очень глупо! Даже подло.
- Прошу не рассуждать! - послышался за стеной старческий голос.
- Удивительно! Повелитель какой нашелся! Птица важная! Да вы кто такой?
- Не рассуж-дать!!!
- Мужичье! Надулись водки и орут!
- Не рас-суж-дать!!! - раз десять повторил старческий, охрипший голос.
Я ворочался на кровати. Мысль, что я не сплю по милости праздных гуляк, приводила меня мало-помалу в ярость... Поднялась пляска...
- Если вы не замолчите, - крикнул я, захлебываясь от злости, - то я пошлю за полицией! Человек!! Тимофей!
- Не рассуждать!!! - еще раз крикнул старческий голосок.
Я вскочил и, как сумасшедший, побежал к соседям. Мне захотелось во что бы то ни стало настоять на своем.
Там кутили... На столе стояли бутылки. За столом сидели какие-то личности с выпуклыми, рачьими глазами. В глубине номера на диване полулежал лысый старичок... На его груди покоилась головка известной кокотки-блондинки. Он глядел на мою стену и дребезжал:
- Не рассуждать!!
Я раскрыл рот, чтобы начать ругаться и... о ужас!!! В старичке я узнал директора того банка, где я служу. Мигом слетели с меня и сон, и злость, и фанаберия... Я выбежал от соседей.
Целый месяц директор не глядел на меня и не сказал мне ни единого слова... Мы избегали друг друга. Через месяц он боком подошел к моему столу и, нагнув голову, глядя на пол, проговорил:
- Я полагал... надеялся, что вы сами догадаетесь... Но вижу, что вы не намерены... Гм... Вы не волнуйтесь. Даже можете сесть... Я полагал, что... Нам двоим служить невозможно... Ваше поведение в номерах Бултыхина... Вы так испугали мою племянницу... Вы понимаете... Сдадите дела Ивану Никитичу...
И, подняв голову, он отошел от меня...
А я погиб.
