"Спать хочется! - думал я, сидя в банке. -  Приду  домой  и  завалюсь спать".

- Какое блаженство! - шептал я, наскоро пообедав и стоя  перед  своей кроватью. - Хорошо жить на этом свете! Важно!

Бесконечно улыбаясь, потягиваясь и нежась  на  кровати,  как  кот  на солнце, я закрыл глаза и принялся засыпать.  В  закрытых  глазах  забегали мурашки; в голове завертелся туман, замахали крылья, полетели  к  небу  из головы какие-то меха...  с  неба  поползла  в  голову  вата...  Всё  такое большое,  мягкое,  пушистое,  туманное.  В   тумане   забегали   маленькие человечки. Они побегали, покрутились и скрылись за туманом... Когда  исчез последний человечек и дело Морфея было уже в шляпе, я вздрогнул.

- Иван Осипыч, сюда! - гаркнули где-то.

Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и  откупорили  бутылку.  Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом.

"Я вас любил, любовь еще, быть может"... - затянул баритон в соседнем номере.

- Отчего вы не заведете себе пианино? - спросил другой голос.

- Черрти, - проворчал я. - Не дадут уснуть!

Откупорили другую бутылку и зазвонили посудой. Зашагал кто-то,  звеня шпорами. Хлопнули дверью.

- Тимофей, скоро же ты самовар? Живей,  брат!  Тарелочек  еще!  Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой...  Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при!*

_______________

* прошу вас (франц. je vous prie).

В соседнем номере начался кутеж. Я спрятал голову под подушку.

- Тимофей! Если придет высокий блондин в медвежьей шубе,  то  скажешь ему, что мы здесь...

Я плюнул, вскочил и постучал в стену. В соседнем номере  притихли.  Я опять закрыл глаза. Забегали мурашки,  меха,  вата...  Но -  увы! -  через минуту опять заорали.

- Господа! -  крикнул  я  умоляющим  голосом. -  Ведь  это,  наконец, свинство! Ведь вас просят! Я болен и спать хочу.

- Это вы нам??

- Вам.

- Что вам угодно?

- Не извольте кричать! Я спать хочу!

- Спите, вам никто не мешает; а если вы больны, так  отправляйтесь  к доктору! "У рыцарей любовь и честь"... - запел баритон.

- Как это глупо! - сказал я. - Очень глупо! Даже подло.

- Прошу не рассуждать! - послышался за стеной старческий голос.

- Удивительно! Повелитель какой нашелся!  Птица  важная!  Да  вы  кто такой?

- Не рассуж-дать!!!

- Мужичье! Надулись водки и орут!

- Не  рас-суж-дать!!! -  раз  десять  повторил  старческий,  охрипший голос.

Я ворочался на кровати. Мысль, что я  не  сплю  по  милости  праздных гуляк, приводила меня мало-помалу в ярость... Поднялась пляска...

- Если вы не замолчите, - крикнул я, захлебываясь от злости, -  то  я пошлю за полицией! Человек!! Тимофей!

- Не рассуждать!!! - еще раз крикнул старческий голосок.

Я вскочил и, как сумасшедший, побежал к соседям.  Мне  захотелось  во что бы то ни стало настоять на своем.

Там кутили... На столе стояли  бутылки.  За  столом  сидели  какие-то личности  с  выпуклыми,  рачьими  глазами.  В  глубине  номера  на  диване полулежал лысый старичок...  На  его  груди  покоилась  головка  известной кокотки-блондинки. Он глядел на мою стену и дребезжал:

- Не рассуждать!!

Я раскрыл рот, чтобы начать ругаться и...  о  ужас!!!  В  старичке  я узнал директора того банка, где я служу. Мигом слетели с  меня  и  сон,  и злость, и фанаберия... Я выбежал от соседей.

Целый месяц директор не глядел на меня и не  сказал  мне  ни  единого слова... Мы избегали друг друга. Через месяц  он  боком  подошел  к  моему столу и, нагнув голову, глядя на пол, проговорил:

- Я полагал... надеялся, что вы сами догадаетесь... Но вижу,  что  вы не намерены... Гм... Вы не волнуйтесь. Даже  можете  сесть...  Я  полагал, что...  Нам  двоим  служить  невозможно...  Ваше   поведение   в   номерах Бултыхина... Вы так испугали мою  племянницу...  Вы  понимаете...  Сдадите дела Ивану Никитичу...

И, подняв голову, он отошел от меня...

А я погиб.