О статье Виталия Диксона «Между горой и мышью» («Байкальские вести», № 11, 2007 г.)
Товарищ Диксон, Вы большой учёный. В языкознании знаете Вы толк. А ещё Вы писатель. Мастер. Если бы вы не были писателем, уже первое предложение Вашей статьи – «Сначала о Толстом Льве Николаевиче» – звучало бы несколько сомнительно. Очень уж оно многообещающее. Сначала разберёмся со Львом Николаевичем, потом ещё с кем-нибудь, и так далее, по списку русских классиков. И всем воздадим по заслугам. Но Вы, Виталий Диксон – писатель. Лев Николаевич писатель, и Вы писатель. Александр Исаевич писатель, и Вы писатель. Гомер, Мильтон и Вы.
Писатель земли русской на страницах газеты высказался о двух других писателях земли русской. К одному, Льву Николаевичу, проявил снисхождение – с высоты своего собственного вклада в мировую литературу. Другого, Александра Исаевича, изругал всячески. Оно, собственно, кто сказал, что Александра Исаевича нельзя ругать – он живой человек, не икона. Вы и изругали. Вам было приятно? Вы – доставили себе удовольствие? Хорошо, если так. Хорошо, если доставили. Это было бы хоть каким-то оправданием тому, что Ваша статья вообще была написана.
Для чего Вы её написали? Может быть, Ваша статья – это полемика? Информационный повод здесь – выход солженицынских «Размышлений над Февральской революцией». Вы – полемизируете с автором? Вы – приводите из статьи Солженицына какие-то факты, опровергаете их, со ссылкой на внушающие доверие источники? Вы занимались фундаментальными исследованиями в области русской истории, Вы можете поспорить с автором? Нет, вы с ним не спорите и ничего Вы не опровергаете. Нет никакой полемики. Есть вердикт: «Вижу солженицыновскую историю России как волюнтаристски изобретённую модель, основанную на претенциозной концепции, изложенной, к тому же, чудовищным, искусственным языком».
Вот так. Сказали как отрезали. Вы намекаете, что, изучая русскую историю, проделали работу, по объёму сопоставимую с той, что проделал Солженицын? И потому можете Солженицына судить? Где доказательства? Вы можете предъявить нечто, созданное Вами, что можно поставить в один ряд с «Архипелагом ГУЛАГ», «В круге первом», тем же «Красным Колесом»? Натурально, Вы не можете. Так чего, в таком случае, стоит Ваше мнение?
Другой момент, относящийся к статье Солженицына, – Ваш разговор со Струве. Точнее, Ваш не-разговор со Струве. Потому что, как Вы сами пишете, «Я спрашивал у Никиты Струве о таком «узле», как Февральская революция. Никита Алексеевич почесал седую эспаньолку и дипломатически ушёл от ответа». Всё, никакого продолжения. Тема закрыта.
Ну и что Вы этим хотели сказать? Мысль-то Ваша какая? Февральская революция не «узел»? Солженицын не так написал про Февральскую революцию? Февральской революции не было? Вам издатель Струве ничего не сказал. Издатель Струве промолчал. Вы о чём вообще пишете? И зачем Вы это делаете? А я знаю, зачем. Вам невыносимо хочется сообщить, что Вы с известным парижским издателем Струве имели разговор. Со Струве на дружеской ноге. Вот Вы и пишете заведомую бессмыслицу, нисколько этим не смущаясь. Это в Вас из «Бесов», карамазиновское «Не смотрите на утопленницу, смотрите на МЕНЯ – как я стою, прикрыв глаза рукой, не в силах вынести этого зрелища».
И третий раз Вы упоминаете солженицыновскую статью – опять совершенно непонятно для чего. Солженицын взял за основу ломоносовские размышления о «Размножении и сохранении российское народа» – так что с того? Я, натурально, не понимаю, в связи с чем Вы тут подпускаете столько яду. Он же не «Майн кампф» за основу взял. Нет в такого рода преемственности ничего дурного, одно хорошее, и никоим образом обращение к ломоносовскому труду Солженицына не компрометирует, и компрометировать не может. Так ЧТО Вас подвигло об этом писать? У Вас чесалось заявить, что Вы – Ломоносова читаете? Простите, другого разумного объяснения нет. Вы пишете: «Сочинители президентских речей, вероятно, и слыхом не слыхивали о рассуждениях Михайлы Ломоносова». Надо понимать так: «Сочинители речей не слыхивали, а я вот слыхивал, читывал». Это всё то же, карамазиновское: «Восхищайтесь мною, хвалите меня, как я это люблю». И Катилину Вы за этим же приплели. Это Вы образованность свою показать ХОЧЕТЕ?
Вы, не зная латыни, латинские фразы списывать умеете? Ну так вы, писатель Диксон, мир удивили! И зачем, скажите на милость, Вы под статьёй написали «6 марта 2007 года»? Читателю-то не всё равно, 6-го, 7-го, 8-го. Я специально посмотрела, может, в газете так принято – нет, все другие материалы в номере без даты, один Ваш с датой. Потому как – нетленный труд. Как говорит мой сын: «Все дети так». Все великие так. «В. Набоков, май 32-го, Берлин».
Ещё одна прелестная деталь. Вот это Ваше «Дурно понятое слово avant». Можно дурно говорить по-французски. Может быть стыдно тому, кто подумает об этом дурно. Слово может быть понято – неправильно. Но слово не может быть понято дурно. Мне кажется, я знаю, чем Вас прельстила эта фраза. В глазах читателя она как бы уравнивает Вас с людьми, которые жили в своих особняках на Морской, просыпались от того, что истопник громко стукнул заслонкой, воспитывались боннами и никогда, ни при каких обстоятельствах не могли бы неправильно понять значение слова avant.
Но это Ваше «дурно понятое» выдаёт Вас с головой. О Вас не создаётся представления как о человеке, который никогда не ошибётся с французским словом – Вы и в русских-то путаетесь.
Вы заявляете, что солженицыновская статья написана чудовищным, искусственным языком. Натурально, Вы, гражданин, не понимаете. Вы всё перепутали. Это Ваша статья написана чудовищным, искусственным языком. Рецепт создания чудовищного, искусственного языка: для этого нужен, прежде всего, неграмотный человек. Вы человек неграмотный. Ведь Вы же – человек неграмотный? Вы пишете: «оповещаемые всему миру», «даже соображать не стал, что фотосессии есть дело невозможное», «пара слов, которую президент озвучил в выступлении», «суперизлишек», «постановочная реконструкция», «поведенческий образ». Да, Вы – человек неграмотный.
Ещё для создания чудовищного искусственного языка нужно, чтобы неграмотный человек испытывал непреодолимую тягу к построению громоздких словесных конструкций: «Не отпускает, наоборот, преследует, назойливой тенью витает над текстом поведенческий образ писателя, им же самим созданный, но накладывающий, вопреки замыслу писателя, на все его сочинения последних десятилетий вторичную тень читательского недоверия. Тени-то ведь не скажешь: знай своё место!» Вот это и есть тот самый чудовищный, искусственный язык. То самое разоблачение, которого Вы так настойчиво добивались. И что Вы, в самом деле, за всех читателей говорите? Кто Вас уполномочил? Зрительская, то есть читательская масса, как будто, ничего не выражала. Я тоже читатель, у меня есть тень, и я даже допускаю, что она может на что-нибудь лечь. Но никакая эта тень не вторичная. Потому что тень не может быть вторичной. Как не может быть осетрина второй свежести. Как не может развеяться червяк сомнения, потому что он не туча и не батальон.
Про ватник Вы – зачем написали? Сфотографировался Солженицын в ватнике уже после лагеря. Ясное дело, кто ему в лагере позволит. Что из этого следует – что Солженицын в лагере не сидел? Ведь Вы же не пытаетесь утверждать, что он – не сидел. Так какая тогда разница: до, после, что это принципиально меняет, кого и в чём изобличает? Подумал бывший лагерник: как ему западной публике в зажиревшее ухо втиснуть тихое слово? И сфотографировался. В ватнике. Равнодушие сытых – штука страшная, а Солженицын не шестикрылый серафим. Он борец. Ему нужно было, чтобы сытые его услышали, и он – заставил себя услышать.
И русские пословицы Вы лучше бы не трогали. Эка сила – припечатали Солженицына пословицей: «Хвост собакой виляет». А ещё есть пословица: «Собака лает, ветер носит». А ещё говорят – «Собака лает, караван идёт» – так что с того?
Вы написали пустую, малограмотную и грязную статью о Солженицыне. Это Ваше право. Если бы Вы могли написать «В круге первом», Вы бы написали «В круге первом». А Вы не можете. Поэтому пишете статью. Вы смело заявляете: «Солженицына надо ловить на слове, как карманного вора за руку» зная, что ничем при этом не рискуете. Солженицын на Вас даже в суд не подаст. Вы для него слишком ничтожный противник.
Нашли, в кого воткнуть своё бойкое перо. Солженицын Вам что – первый враг Вашей страны? А вот я бы на Вас посмотрела, как бы Вы наскакивали на людей, которых я лично считаю самыми настоящими врагами своей несчастной страны и своего несчастного народа. Да только никогда не посмотрю. Потому что их Вы трогать побоитесь.
Екатерина МАРКИНА, «Байкальские вести», № 13, 3-9 апреля 2007 г.
